Фабрика #17  - читать онлайн книгу. Автор: Ян Кошкарев cтр.№ 63

– Нет. Я обычный журналист средней руки.

– Нелепо. Мне кажется, у вас параноидальные наклонности. Посетите медпункт, вам выпишут направление на психиатрическое обследование.

Коренев с радостью согласился бы на клинику для психов, лишь бы она находилась за пределами фабрики.

– Выпустите меня! – взмолился он. – Я на все согласен. Хотите, вступлю в ваш профсоюз и заплачу членские взносы за год вперед? На два? На три?

– Взятка?

– Личная благодарность, – поправил Коренев. – Я же не прошу сделать что-нибудь противозаконное, я лишь хочу вернуть прежнюю жизнь.

Видимо, слова Коренева тронули Подсыпкина. Он миролюбивым тоном растолковал, что у него огромное количество обязанностей, и в них не входит задача вызволения заблудившихся журналистов. Он бы с радостью оказал посильную помощь, но на деле ситуация не так проста и однозначна, как представлялось. Бюрократия, конечно, может видеться со стороны вселенским злом, ставящим палки в колеса прогресса, но в действительности она позволяет соблюдать порядок и не дает впасть в пучину хаоса и беззакония.

Коренев кивал, с каждой фразой яснее понимая, что в этом кабинете он помощи не добьется. Подсыпкин доверительным тоном уговаривал потерпеть, пока ситуация не выровняется.

– Я же начальник – без году неделя, – говорил он. – У меня нет авторитета, да и в курс текущих дел я не полностью вошел. Нужно разведать общую обстановку, притереться, пообвыкнуться, завести правильные знакомства. А уже после идти в бой во всеоружии! Я бы и рад был помочь, если бы только от меня зависело, но – увы! – фабрика представляет собой сложный механизм, который непросто заставить вращаться в нужную сторону. Вы можете вообразить уровень хищений по цеху за прошлый квартал?

Коренев не мог.

– Вот!!! А я вчера докладную записку получил и удивился, как у нас на фабрике хоть что-то еще осталось. Судя по всему, год назад развалиться должно было, – продолжал Подсыпкин наставительно. – Вы, голубчик, войдите в мое положение, приходите через пару месяцев и вместе подумаем, что с вами делать. Договорились?

Коренев не захотел никуда входить и закричал, утратив чувство времени и места. Злость отчаяния и безысходности вытеснила прочие эмоции.

– А кто моим положением озаботиться? Кому на мои проблемы не наплевать? Если я сдохну, на труп внимания не обратят! Буду голодать, совершу акт самосожжения! Все сделаю, но вы меня запомните! – пообещал Коренев. – Я вас выведу на чистую воду. Не успели кресло сменить, а уже зажрались!

– Как вы заговорили, когда дело вашей собственной шкуры коснулось, – произнес с издевкой Подсыпкин. – Голодать и сжигаться – много ума не надо. Так каждый может. Ты конструктивное предложение дай, чтобы увеличить производительность труда, а мы тебе в качестве поощрения выпишем путевку за пределы фабрики.

– Да пошли вы! – возмутился Коренев.

– Куда?

– Далеко. И желаю вам там сдохнуть от жадности и самолюбования.

– Попрошу не обзываться, – рассвирепел Подсыпкин. – Я вас за нарушение субординации могу премии лишить.

– У меня зарплата талонами, – съязвил Коренев и еле сдержался, чтобы язык не высунуть.

– Вон из кабинета! – лицо начальника цеха исказила гримаса ненависти. – Вы пожалеете! Ваша грубость вам еще встанет! Я к нему, как к человеку, а он…

Коренев развернулся и вышел, хлопнув дверью. В возбужденном состоянии вернулся в вагончик и сорвал злость на незапирающейся дверце шкафа, которая норовила отвориться в неподходящий момент и стукнуть по голове.

– Настолько плохо? – бригадир заметил расстроенное лицо Коренева.

– Отвратительно, – буркнул в ответ. Вспомнил, что отпрашивался в медпункт, и поспешил добавить: – В смысле, ерунда, жить буду. Обычное несварение, до свадьбы заживет

Бригадир бросил удивленный взгляд и вернулся к бумажкам.

Остаток вечера Коренев провел на лежаке, разглядывая вагонку на потолке. Внутри клокотала злоба и ненависть к Подсыпкину. Потомственный революционер на поверку оказался прихлебателем руководства – трех дней не прошло, а риторика изменилась на противоположную. Если так пойдет, Директор выполнит обещание, и тогда свободы не видать.

Со смертью Алины последний смысл существования на фабрике исчез, и душу заполнила гнетущая и сосущая пустота. Ему стало жалко себя, словно он остался один на белом свете, обреченный на долгое и тоскливое вымирание от одиночества. Ни Тамарка, ни Ваня, ни Ленка, ни родители – никто не поинтересовался его судьбой и не предпринял никаких шагов к его вызволению. Ни одна живая душа не будет скорбеть, если его не станет. Только Виталик огорчится, лишившись напарника по совместному отдыху в парилке. Может, прав Директор – не нужно сбегать. Некуда и незачем. С этой грустной мыслью и уснул под звуки ветра, бьющего листьями в окна вагончика.

Разбудил грохот двери. Она распахнулась, ударила ручкой о стенку вагона, и в свете уличного фонаря в проеме показались две фигуры. Перепуганный Коренев спросонья хлопал ресницами и пытался вспомнить, где находится.

– Вставай! – одна из фигур ткнула в бок. – Разлегся, как у себя дома! С вещами на выход!

– А по какому праву… – возмутился он, но получил очередной тычок – еще более болезненный – и счел разумным подчиниться грубой силе.

– Меньше разговоров, больше дела! Накинь куртку и иди к выходу, – последовали дальнейшие указания. – И без шуточек.

Он оделся и вышел на улицу. Там его встречали четверо, чьи незнакомые лица едва освещались огоньками сигарет. В темноте он видел только расплывчатые контуры фигур. В морозном воздухе дыхание превращалось в пар. Он поежился и посильнее завернулся в куртку.

– Вот он, голубчик! – загоготала толпа, узрев щурящегося Коренева.

– А так и не скажешь! Не похож! Не впечатляет! – протянул кто-то с сомнением. – С виду, вроде бы безобидный сморчок.

– Не умничай. Похож, не похож – без тебя разберутся. Тебе не для того деньги платят, чтобы ты свое никому не нужное мнение высказывал.

– Почему сразу грубить? Я просто сказал, хотел беседу поддержать, зачем обзываться?

– Хватит галдеть без толку! Не май-месяц, я мерзнуть не собираюсь.

– Докурить не дал, половина сигареты пропала.

– Дома покуришь. Сигареты столько стоят, что пора бросать это гиблое дело, пока легкие не выплюнул.

Он слушал и не понимал. Единственное логическое объяснение заключалось в том, что Подсыпкин решил воспользоваться властью и сдержать обещание, обеспечив ему «сладкую» жизнь.

– Ребята, это какая-то ошибка, меня оговорили, – сказал продрогший Коренев дрожащим голосом. – Обещаю, клянусь, я приду и извинюсь перед Подсыпкиным.

Он сам слышал, как жалко звучали слова, сопровождаемые облачками пара, но не мог остановиться. Неизвестность пугала и устрашала сильнее перспективы остаток жизни провести разнорабочим на фабрике.