«Вечность в другом мире — нелегкая судьба. Ты не найдешь там
покоя, лугов, залитых светом, и веселья, способного поддержать истомленную
душу».
— Но мне все это не нужно, если моя дочь в опасности. Я не
хочу, чтобы она прошла мой путь.
«Жизнь твоей дочери — всего лишь капелька в море вечности.
Ты действительно готова на бесконечность в другом мире ради чего-то столь
скоротечного?»
Рианнон прижалась бледной щекой к головке малышки и
ответила:
— Да, Эпона.
Богиня улыбнулась, а Рианнон, которая находилась на пороге
смерти, почувствовала неописуемую радость.
«Наконец-то, моя Возлюбленная, ты победила себялюбие и
послушалась своего сердца. — Богиня воздела руки к небу. — Прайдери, бог тьмы и
лжи, я не уступаю тебе своего права на эту жрицу! Если ты хочешь завладеть ее
душой, то попробуй сначала победить меня!»
Из ладоней Богини ударила молния и расколола черную тень,
которая тут же убралась на край опушки. Раздался жуткий крик. Неестественная
тьма полностью растворилась, оставив после себя лишь обычные уютные сумерки.
— С моей души свалился груз, — прошептала Рианнон дочери.
«Это потому, что твоя душа освободилась от влияния тьмы.
Такое произошло впервые с тех пор, как ты перестала быть ребенком».
— Мне давным-давно следовало пойти этим путем, — еле слышно
произнесла Рианнон.
«Еще не поздно, моя Возлюбленная». Эпона опять улыбнулась,
сияя безграничной добротой.
Рианнон прикрыла веки от избытка чувств, отнимавших у нее
последние силы, и сказала едва слышно:
— Эпона, мне понятно, что здесь не Партолона. Я больше не
твоя Избранная, но все-таки, не поприветствуешь ли ты мою дочь?
«Хорошо, Возлюбленная. Ради моей любви к тебе я приветствую
Морриган, внучку Маккаллана, и дарую ей свое благословение».
Рианнон услышала шорох крыльев и открыла глаза. Эпона к тому
времени исчезла, зато священную рощу наполнили многие тысячи светлячков. Они то
взмывали вверх, то планировали вниз, кружились вокруг нее и младенца. В
густеющих сумерках они освещали землю так, словно звезды на время сошли с
ночного неба, чтобы поплясать над опушкой по случаю рождения ее ребенка.
— Богиня услышала твою мольбу, — почтительно произнес
старик. — Она не забыла тебя и позаботится о твоем ребенке.
Рианнон перевела на него взгляд, быстро заморгала, чтобы
лицо шамана перестало расплываться в ее глазах, и сказала:
— Ты должен отвезти меня домой.
Он посмотрел ей в глаза и ответил:
— Я не в силах вернуть тебя в тот мир, Рианнон.
— Знаю, — чуть слышно прошептала она. — Отвези меня в тот
единственный дом, который был у меня здесь, — к Ричарду Паркеру. Он двойник
Маккаллана, моего отца. — Рианнон поморщилась, прогоняя прочь воспоминания о
том, как Шаннон Паркер поведала ей о гибели этого великого воина, защитника
Партолоны. — Отвези мое тело туда и представь ему Морриган как внучку. Скажи
ему... — Она умолкла, пытаясь побороть оцепенение, которое быстро усиливалось.
— Да, я верю в его любовь и знаю, он поступит как надо.
Шаман торжественно кивнул и спросил:
— Как мне найти Ричарда Паркера?
Рианнон справилась с этим. Она коротко и понятно объяснила,
как добраться до маленького ранчо Ричарда Паркера, расположенного недалеко от
Броукн-Эрроу. К счастью, старик почти не задавал вопросов и, кажется, понял
все, что шептала женщина, с трудом переводящая дыхание.
— Я сделаю это для тебя и помолюсь за твою душу. Пусть она
из другого мира наблюдает за дочкой и удерживает ее от опрометчивых шагов.
— Мое дитя, благословленное Эпоной, Морриган Маккаллан —
прошептала Рианнон и поняла, что больше не в силах бороться с оцепенением.
Все еще прижимая дочь к груди, она откинула голову назад, на
шишковатый корень.
Светлячки весело кружили вокруг них в такт древних
барабанов, под звук которых Рианнон, жрица Эпоны, умерла.
3
Партолона
— Ладно, слушайте, что я скажу! Легкое дело схватками не
назвали бы. — Я поморщилась и попыталась улечься поудобнее на огромном пуховом
матрасе, прозванном мною зефириной.
Усталость оказалась невероятной. Тело так ныло во
всевозможных местах, что в конце концов мне пришлось сдаться и довольствоваться
очередным глотком пряного вина, поднесенного к губам услужливой нимфеткой.
— Иначе роды считались бы чем-то вроде дружеских посиделок,
— продолжила я. — Женщины тогда говорили бы: «Ой! Кажется, мне пора на
вечеринку, ребенок скоро появится. Ура!» Но не тут-то было. Никто так не
выражается.
Аланна и ее муж Каролан, который только что принял мою дочь,
оглянулись на меня и расхохотались. Их смех подхватили хорошенькие служанки,
которые прибирали в комнате, суетились вокруг меня и всячески старались
угодить. Должна признаться, мне нравилось, что они меня так опекали.
— Не понимаю, что тут смешного. Через пару месяцев ты сама
поймешь, о чем я тут толкую, — напомнила я Аланне.
— Я рассчитываю, что вы будете держать меня за руку и не
отойдете ни на секунду во время этого события,— с явной радостью произнесла моя
подруга и чмокнула мужа в щеку.
— Согласна. Предвкушаю участие в очередных родах, но только
в качестве держательницы руки.
— Мне казалось, женщины быстро забывают о родовых муках.
Я взглянула на мужа, кентавра Клан-Финтана. Сила и
выносливость этого верховного шамана не шли ни в какое сравнение с людскими, но
в данный момент он почему-то показался мне потрепанным и усталым, словно
сражался в какой-то адской битве, а не стоял под боком рожавшей жены. Между прочим,
это продолжалось целый день.
— А ты скоро такое забудешь? — поинтересовалась я с видом
знатока.
— Вряд ли, — без шуток признался муж и, наверное, в тысячный
раз за минувший день наклонился, смахнул у меня с лица мокрую прядь и нежно
поцеловал в лоб.
— Я тоже. Думаю, все эти утверждения насчет того, что
женщины якобы забывают боль при родах,— одна большая ложь, придуманная
ошалевшими мужьями.
По комнате разнесся басовитый смех Каролана.
— Вынужден согласиться с вашей теорией, Рия, — сказал он.
— Превосходно. — Я нахмурилась, глядя в его спину. — Мой
доктор даже не подумал упомянуть об этом до того, как у меня начались роды?
— Совершенно верно, миледи. — Я уловила в его голосе скрытое
веселье. — Толк от этого был бы невелик. Если и стоило об этом упоминать, то до
того, как вы легли в постель с кентавром.
Я фыркнула, нарочно подражая мужу, и Каролан снова
рассмеялся.