Ники и Гортензия покинули помост вместе с Эдди Даванцо. Толпа ликовала, видя, как самозванцев уводит полицейский.
Эдди усадил Гортензию и Ники в полицейскую машину.
– Мы позвоним адвокату, – уверил их Дом через окно.
– И самому лучшему, – добавила Джо. – Не его кузену Флавио, который только деньгу зашибает.
– Как они нас нашли? – спросил Ники тетку, уже сидя в машине.
Джо смяла носовой платок.
– Прости меня, Ники. Пичи ворвалась в дом, как дикая кошка, бросилась в подвал и все перевернула в твоей комнате. Она перерыла все ящики, даже матрас перевернула и нашла рекламу юбилея в мусорной корзине. Она совсем обезумела. А потом нагрянули Ал с Конни, и Ал сказал, что убьет тебя, и они уехали уже на взводе, ну а мы за ними.
Под хор завываний в толпе Эдди дал задний ход, развернул машину и поехал по Гарибальди в полицейский участок Розето.
– Простите меня, миссис Муни.
– Поздно извиняться. Меня уже заковали в наручники. – Гортензия подняла руки.
– Я думал, получится, – устало сказал Ники.
– Я тоже думала, что у тебя получится. Я думала, ты можешь все. Но теперь мы оба знаем, что даже ты не всесилен.
Эдди Даванцо принес Гортензии картонный стаканчик с водой в комнату ожидания в полицейском участке. Гортензия отхлебнула, стоя у окна и наблюдая, как по Гарибальди-авеню проходит юбилейный парад. Ники сидел в углу, уронив голову на руки.
– Есть какие новости? – спросила Эдди Гортензия. – Мне домой пора.
– Собрался городской совет. Это займет какое-то время.
– Слышали что-нибудь?
– Они пререкаются. Но это обычное дело.
– Спасибо, что не заперли нас в обезьянник.
– Еще не нашли состава преступления, – улыбнулся Эдди, подбадривая Гортензию.
– Потому что его нет, – тихо сказал Ники.
– Пусть совет решит, есть или нет, – Эдди закрыл дверь, оставив Ники и Гортензию одних.
– А ведь были на секунду от того, чтобы смыться.
– Я возмещу вам, миссис Муни.
– Я хочу шляпу от Лили Даше
[87]. Красную, с большим бантом. – Гортензия покосилась на окно. – Ники, подойди сюда.
Ники присоединился к ней, чтобы увидеть посла Карло Гуардинфанте, выходящего из черного седана.
– Это, видимо, и есть настоящий гость, – заметила Гортензия.
– Должно быть. Экий подтянутый.
– Это все, что ты заметил?
– Медали, что ли?
– Нет.
– Нам-то от него какая польза?
– Он здесь. Поэтому они захотят, чтобы ты исчез.
– В самом деле?
– Ты итальянец. И он – из ваших. Ты попросишь его нас отпустить.
– Он тоже, наверное, захочет меня убить.
– Пусть. Но сначала дай мне сбежать.
– Я не могу. Я устал. – Ники плюхнулся на стул.
– Ты устал? Ты? Николас Кастоне? А ну сядь прямо. У тебя нет права на усталость, когда три дня ты всего-то и делал, что плясал да увивался за женщинами. Усталость – это когда ты спускаешься в шахту. Усталость – это прокладывать трубы в городской канализации. Усталость – это когда убираешь дом от подвала до чердака и стираешь белье с хлоркой в машине с ручным отжимом и развешиваешь его на морозе, пока кожа на пальцах не начинает шелушиться, и тогда ты уходишь в дом и все это еще и гладишь чугунным утюгом. Усталость – это когда выталкиваешь из себя десятифунтового ребенка после двенадцати часов схваток. Усталость – это когда укладываешь шпалы.
– Я понял, я понял. Но я слабак.
– Нет, ты не слабак. Но лучше встряхнись. Одно дело – самому попасть в беду, другое – втянуть меня в трясину и бросить, когда весь план провалился. А он провалился. Так что найди выход, потому что я хочу домой. У меня дела. Жизнь, наконец. – Гортензия провела рукой по венецианским бусам. – И я хочу снова увидеть моих девочек.
Эдди просунул голову в дверь:
– Тут к вам пришли. – Он открыл дверь и занял позицию охранника.
Вошла Мэйми Конфалоне в сопровождении посла Карло Гуардинфанте. Ауги вбежал в комнату. Он посмотрел на Карло, а потом на Ники и воскликнул:
– Близнецы!
– Похожи, правда? – тихо сказала Мэйми сыну.
– Я заберу Ауги. – Эдди предупредил просьбу Мэйми.
– Можно посмотреть пожарную машину? – спросил его Ауги.
– Конечно, малыш, пошли. – Эдди взял его за руку и вывел из комнаты.
Ники встал и сказал:
– Господин посол. Простите меня.
– Тебе не надо вдаваться в подробности, я уже все объяснила. По-итальянски. Настоящим итальянским языком, на котором еще Цезарь разговаривал, – сказала Мэйми. – Я ему все рассказала.
– Все?
– Ту часть, где ты выдавал себя за него.
– Я хочу возместить ему ущерб. – Ники посмотрел на Карло.
Мэйми перевела, Карло кивнул. Мэйми предложила Карло, Ники и Гортензии занять места за столом для совещаний.
– Мне ужасно стыдно, – сказал Ники послу, перегнувшись через стол.
Карло сложил руки.
– Sono venuto qui per celebrare il Giubileo, si, ma anche per incontrare il mio cugino. Ho un cugino, Alberto Funziani
[88].
– Фунци, – подтвердила Мэйми. – У него здесь двоюродный брат. Мы его знаем.
– Й il presidente della banca
[89], — гордо заявил Карло.
– Нет, – возразила Мэйми. – Он думает, что наш Фунци – президент банка.
– Нет? – Карло смешался.
– Й il bidello presso la banca. – Мэйми теперь обращалась к Гортензии и Ники: – Фунци – уборщик, а не президент.
Карло схватился за голову.
– Неужели в обоих Розето все ведут двойную жизнь? – громко поинтересовалась Гортензия. – Хоть кто-нибудь является тем, за кого себя выдает?
– Это неважно, миссис Муни.
Ники обратился к Карло:
– Что вам нужно? Может, я могу помочь?
Посол объяснил, зачем приехал в Пенсильванию.