Однажды утром я устанавливал в классе громоздкий видеомагнитофон «Сони», какими мы пользовались в те дни. И тут мимо меня проходит явно вымотанный, эмоционально выгоревший следователь с бледным лицом и покрасневшими глазами и спрашивает:
— Значит, ты типа по профайлингу?
— Ага, именно, — отвечаю я, поворачиваясь к корпусу видеомагнитофона: — Кстати, вот тебе машина по составлению портретов.
Он смерил меня скептическим взглядом, каким прожженные детективы обычно награждают подозреваемых, но остался стоять на месте.
— Дай руку, — предложил я, — покажу, как это работает.
Заинтригованный, детектив протянул мне пятерню. Видеомагнитофон обладал весьма широким разъемом для кассет. Я взял следователя за руку, засунул ее в разъем для кассет и стал что-то вертеть и нажимать на корпусе. В это время Ресслер копался в другом конце кабинета, готовя свой материал. Он услышал меня и уже готовился прийти на выручку, если я вдруг схлопочу.
Но сыщик лишь спросил:
— Ну и какой у меня психологический портрет?
Я ответил:
— Дождись начала занятия. Ты все поймешь.
К счастью для меня, на занятии он, видимо, и сам обо всем догадался, когда я объяснял специфику психоанализа, используя видеомагнитофон по прямому предназначению: чтобы показывать! И сыщик не задержался после лекции, чтобы объясниться. Мораль сей басни такова: если бы только составить рабочий портрет было так просто! Нельзя просто сунуть руку (или что-нибудь еще) в некий агрегат и мгновенно проанализировать человека. Долгие годы компьютерщики совместно с работниками правоохранительных органов в поте лица пытались разработать программу, которая воспроизводила бы логический процесс профайлера, но до сих пор особых успехов они не добились.
Собственно говоря, профайлинг и анализ места преступления — это нечто большее, чем сбор фактических данных и проведение подсчетов. Хороший профайлер должен не только оценивать в совокупности широчайший спектр улик и сведений, но и уметь влезть в шкуру как преступника, так и его жертвы.
Он воссоздает в голове место преступления. Он изучает жертву вдоль и поперек, чтобы представить, как она могла реагировать на действия нападавшего. Он встает на ее место и сам мысленно переживает нападение, чем бы агрессор ни угрожал, будь то нож, пистолет, камень, кулаки или что-то еще. Он ощущает страх, который агрессор вселяет в жертву, подходя все ближе. Он чувствует ее боль, когда преступник насилует, избивает и режет ее. Он воочию представляет те пытки, через которые она прошла во имя удовлетворения сексуальных фантазий маньяка. Он испытывает на себе, каково это — кричать в ужасе и агонии, осознавая, что никто не придет на помощь, что преступник не остановится. Он должен знать, каково это на самом деле. Он несет тяжкое бремя, особенно если жертва — ребенок или старик.
Когда режиссер и постановщик фильма «Молчание ягнят» прибыл со своей командой в Куантико на съемки, я пригласил к себе Скотта Гленна, игравшего Джека Кроуфорда — спецагента, образ которого, как говорили, списан с меня самого. Гленн был довольно либеральный малый, твердо уверенный в возможности реабилитации, праве на возмездие, да и вообще в изначальной доброте человеческой души. Я показал ему парочку жутких снимков из числа тех, что приходят к нам каждый день. Я дал ему посмотреть записи, как убийцы пытают своих жертв. Я дал ему послушать голос одной из двух девочек-подростков из Лос-Анджелеса, которых насмерть запытали в фургоне двое искателей острых ощущений, недавно выпущенных на свободу.
Гленн рыдал. Послушав записи, он признался мне:
— Я даже представить себе не мог, что кто-то на такое способен. — Сам отец двух дочерей, интеллигентный и добрый Гленн добавил, что теперь понял, зачем нужна смертная казнь: — То, что я увидел в Куантико, навсегда изменило мое отношение к этим людям.
Не менее сложно вживаться еще и в роль нападавшего, думать, как он, планировать преступление вместе с ним, чтобы понять и прочувствовать его удовлетворение в тот невероятный момент, когда его безумные фантазии претворяются в жизнь и вот он наконец добивается столь желанной абсолютной власти над другим человеком, когда он может доминировать, когда жертва оказывается полностью в его распоряжении. Мне приходится примерять на себя и шкуру убийцы.
Двое мужчин, насмерть запытавших девочек, — это Лоуренс Биттакер и Рой Норрис. Они даже придумали название для своего фургона — «Душегуб». Они познакомились, отбывая срок в мужской колонии штата Калифорния в округе Сан-Луис-Обиспо. Биттакер сидел за разбойное нападение с угрозой применения оружия, Норрис — за изнасилование. Когда они обнаружили, что оба увлекаются доминированием над девушками и причинением им боли, они быстро сошлись. Когда же их обоих выпустили по УДО в 1979-м, парочка поселилась в одном из мотелей Лос-Анджелеса и стала вынашивать зловещий план: они собирались похитить, пытать, изнасиловать и убить по одной девочке каждого года подросткового возраста, то есть от тринадцати до девятнадцати лет. Они успешно осуществили пять убийств, но вот шестой жертве удалось сбежать после изнасилования и заявить в полицию.
Норрис, менее доминантный из них двоих, в конце концов сдулся во время полицейской проверки, дал признательные показания и согласился сдать своего более агрессивного и склонного к садизму партнера Биттакера в обмен на иммунитет от смертной казни. Он показал полиции места, где они прятали трупы. У одной из девочек, уже высохшей до костей под калифорнийским солнцем, из уха торчал нож для колки льда.
Помимо того, сколь трагически оборвались жизни подающих надежды, но еще таких юных девушек, и помимо того, что пытать их мог только сущий извращенец, в данном случае важно отметить несколько иную поведенческую динамику, характерную для парного преступления и следующую из слов Норриса «потехи ради». Обычно один из партнеров более склонен к доминированию, тогда как другой скорее уступает. Как правило, один из них более организован, чем другой. Серийные убийцы — не самые приятные личности, но те из них, кто действует с напарником, поехали окончательно.
К несчастью, сколь бы ужасными ни были Норрис и Биттакер (по правде говоря, Лоуренс Биттакер оказался в числе самых отвратительных и мерзких типов, с которыми я когда либо встречался), они далеко не единственные.
Как и эти двое, Джеймс Рассел Одом и Джеймс Клейтон Лоусон-младший познакомились в тюрьме. В середине 1970-х они на пару отбывали срок за изнасилование в психиатрической лечебнице штата Калифорния в Ата-скадеро. Оглядываясь назад, теперь я назвал бы Рассела Одома психопатом, а Клея Лоусона — скорее шизофреником. В Атаскадеро Клей во всех деталях расписывал Расселу, чем он собирается заняться, выйдя на свободу. А именно: похищением женщин, отрезанием им груди, удалением яичников и втыканием ножей между ног. Он говорил, что черпает вдохновение у Чарльза Мэнсона и его последователей. Лоусон четко дал понять, что половой акт не входит в его планы. Сие действо он не рассматривал в качестве элемента «своей задумки».
А вот для Одома, напротив, соитие еще как было частью задумки. Оказавшись на свободе, он сел за руль своего бирюзового «фольксвагена-жука» 1974 года и направился через всю страну в Колумбию, Южная Каролина, где сантехник Лоусон жил со своими родителями на условно-досрочном. (Как я заметил, серийные убийцы в большинстве своем предпочитают «фольксваген-жук», как и агенты ФБР. Да, тогда мы зарабатывали не очень много.) Одом решил, что, коль скоро их интересы во многом совпадают, они могли бы стать хорошей командой и на пару осуществить «свою задумку».