Будь Жегорт - читать онлайн книгу. Автор: Ирена Доускова cтр.№ 17

Только я не могу уйти. Этот город Опава так далеко, что за неделю до него не дойти, и у меня со-всем нет денег на поезд или автобус. Еще я не могу уйти из-за дедушки Франтишека, потому что он бы очень расстроился, боялся бы за меня, а бабушка бы на нем вымещала злость. Этого я совсем не хочу, потому что дедушка ни в чем не виноват.

С дедушкой мы хотя бы ходим в лес и в разные деревни вокруг Закопов и ездили в Бероун. Правда, купаться мы не ходим никогда, потому что даже дедушка не посмеет, если бабушка что-то запретила. Он постоянно говорит мне: «Деточка, не сердись, бабушка ведь желает добра. Она так любит тебя, что все время о тебе беспокоится, чтобы ты не простыла и как бы с тобой чего-нибудь не случилось». Но я все равно сержусь, и мне грустно.

Бабушка действительно добра ко мне на словах и в еде. А все самое важное она все равно портит. Когда последний раз Касекры ехали с детьми купаться, то они заехали к нам и попросили бабушку отпустить меня с ними. Бабушка сказала «нет», но я так плакала, что она в конце концов согласилась. Я уже обрадовалась, а она вдруг сказала, что поехать я могу, но лезть в воду – ни в коем случае. Касекры советовали мне спокойно идти купаться, потому что они ничего не расскажут бабушке.

Только ведь лгать нельзя, а то Пепа с Каченкой ужасно во мне разочаруются.

Так что я все время сидела на берегу, только ноги намочила в воде и смотрела, как остальные купаются. Лучше уж больше не ездить.

Потом вечером я ела булочки, которые утром испекла бабушка, и рисовала сказку про принцессу Эвженку, запертую в башне. Я рисую на отдельных листах и, когда все готово, сшиваю их иголкой с ниткой и получается настоящая книжка. Это всегда поднимает мне настроение.

На следующий день я не рисовала, потому что мы с дедушкой поехали во Вркоши на футбол. Домой мы шли пешком и вернулись уже поздно. Когда утром я стала искать свои картинки, то оказалось, что на некоторых накалякал Пепичек, а остальные вообще исчезли. Я пошла задать Пепичеку трепку.

Когда я спросила, зачем он испортил мои рисунки, то он сказал, что не портил, а только пририсовал львов и слонов, потому что они ему нравятся. Он искалякал только те, что были с дикими зверями в лесу вокруг замка. Остальные, с грустной принцессой, куда-то унесла бабушка. Я пошла посмотреть в спальне, на ночном столике у бабушкиной постели, и там это и было! Начатое письмо к Фрайштайну, моя фотография и принцесса Эвженка.

Я взяла все это, разорвала на мелкие кусочки и выбросила даже вместе с принцессой Эвженкой в туалет.

И бабушке об этом сказала. Каченке она нажаловаться на меня не сможет. Но сердилась она ужасно и снова рассказывала мне, как у Фрайштайна, когда он был маленьким мальчиком, фашисты застрелили маму прямо на глазах. Но ведь я в этом не виновата! Я не была нужна Фрайштайну, а теперь он мне тоже не нужен. Мне больше всего нужны Каченка и Пепа, но они уехали, еще мне нужны какие-нибудь друзья, но их у меня почти нет. В Закопах уж точно.

Я хожу кругами вокруг домов и смотрю, нет ли кого, кто со мной хотя бы немного поиграл. Я обязательно кого-нибудь встречаю, но играть со мной никто не хочет. Так что мне приходится самой себя занимать. Обычно рисованием.

Я скучаю по кружку, по пану Пецке и больше всего по глине. У меня прямо чешутся пальцы, и иногда ночью мне снится этот запах, который бывает только там, и он такой же прекрасный, как тот, что в театре. Еще мне нравится, как пахнут старые фотографии. У бабушки в спальне в комоде их полный ящик. Я хожу туда их смотреть, но тайком, потому что бабушка не хочет их мне давать. Я сажусь на пол, открываю нижний ящик и раскладываю их вокруг себя. Больше всего мне нравятся фотографии, на которых красивые дамы в красивых платьях, например, на лошади или на балу. Это бабушкины сестры Аня и Ирма, и сама бабушка, когда она еще не выглядела как бабушка.

Я нашла там одну фотографию, на которой на обороте написано «Dem Karel seine Mutti», это по-немецки, и это значит «Карелу от мамы». На фотографии пани Фрайштайнова, то есть Хелена, мама Фрайштайна. Она тоже красивая и молодая и в красивом платье, но так по-принцессному, как бабушка и ее сестры, она не выглядит. Она не светловолосая, и у нее серьезное выражение лица, как будто она знает, что натворит Фрайштайн, когда вырастет. У нее точно такие же кудрявые волосы, как у меня.

Я долго рассматривала ее и пыталась представить, каково это – быть убитым фашистами, когда ты еще нестарый. Но я не знаю. В конце концов я украла эту фотографию и спрятала. Это же моя бабушка, а не бабушкина, что такого. Я еще не знаю, что сделаю с ней, но рвать и выбрасывать в туалет, как Фрайштайна, не хочу. Конечно, это его мама, но она же ни в чем не виновата. Наверное, положу ее в СОВ, к тому зеркальцу и рыбе, которые мне подарила тетя Марта.

Я успела все как следует убрать, и бабушка даже ничего не заметила. Видимо потому, что сегодня у нее гости. Это случается редко, примерно раз в неделю, в субботу или в воскресенье, зависит от того, когда пани Веверкова идет на кладбище. Она всегда заходит по пути.

Пани Веверкова ужасно толстая, не такая старая, как бабушка, но тоже достаточно старая.

Она живет в доме с большим садом, она в нем одна и почти ни с кем не разговаривает. Бабушке она всегда рассказывает, кто ей что сделал и с кем она судится. Мне пани Веверкова не очень нравится, потому что она плохо пахнет, будто описалась, и потому что она ужасная сплетница.

Я тоже однажды описалась, но я была не виновата. Это случилось из-за того, что Каченка случайно послала меня в школу на час раньше. Школа была еще заперта, и я ждала, пока откроют. Мне очень захотелось писать, и я не знала, что делать. Я не могла пописать на улице, потому что там все видно со всех сторон, но главное, потому, что вместе со мной ждал Сецкий, которого тоже по ошибке отправили в школу, и я его стеснялась. Я переминалась с ноги на ногу, и мне было очень плохо. Я боялась идти обратно домой, потому что потом опоздала бы в школу и еще потому, что если бы я начала двигаться, то могла бы описаться. Но я все равно описалась, и Сецкий это видел. Я плакала, но Сецкий сам пообещал, что никогда никому не расскажет. Это та самая тайна, которую он обо мне знает. Это было в первом классе, когда я была еще маленькая и глупая.

Только пани Веверкова не маленькая и может спокойно сходить в туалет и дома, и у нас, так что я не знаю, почему она писается. Но это меня не сильно волнует. Мне больше не нравится то, как они с бабушкой говорят разные гадости о разных людях. И о Каченке с Пепой. Пани Веверкова при этом все время что-нибудь ест, фыркает и трясет губами, как какой-нибудь боксер.