Метро 2035: Муос. Падение  - читать онлайн книгу. Автор: Захар Петров cтр.№ 44

– Вот он, слэдоватэл!

Надсмотрщик с силой втолкнул Вячеслава, отчего тот с трудом удержался на ногах и чуть не ударился о стеллаж с самогонными емкостями. Надсмотрщик считал, что тем самым он зарабатывает баллы во мнении следователя, не догадываясь, что это вызовет прямо противоположную реакцию – Вере лишь усилием воли удалось подавить желание двинуть в его выдающуюся челюсть.

Пока надсмотрщик выходил, угодливо пятясь задом и закрывая за собой дверь, Вера молча рассматривала Вячеслава. И вопреки здравому смыслу, всем прагматичным установкам, которыми зомбировала Веру ее жизнь, вопреки обстановке, в которой они сейчас находились, снова эта необъяснимая аура спокойствия, тепла и уюта наполнила жалкую комнатушку, грязную, заставленную брагой и увешанную порнографическими картинками. И центром этой ауры, как когда-то давно в Университете, был только что загнанный сюда узник каторжного поселения «Динамо».

За время, проведенное на каторге, Вячеслав похудел. На месте прежней аккуратной бородки росла густая борода, делавшая его чуть постарше. Униформа, которая выдавалась ученым и преподавателям, поизносилась. Но больше не изменилось ничего – те же спокойные, добрые глаза, отсутствие и следа озлобленности или отчаяния. Он внимательно смотрел на Веру, как будто силясь что-то вспомнить.

– Здравствуй… те, Вячеслав, – сказала Вера, стараясь говорить холодно, не добавляя в голос никаких личных эмоций. Она даже решила называть преподавателя на «вы», чтоб не дать ему соблазна нарушить дистанцию, которая разделяет каторжанина и следователя. – Я – Вера Пруднич, вы должны меня помнить по Университету. По заданию Республики я не так давно была вынуждена поменять свою внешность, поэтому вы, может быть, меня не узнаете.

– Вера! Вера, это ты? Ну конечно же, ты… вы… Извините, следователь, я вас не узнал, – спохватился Вячеслав.

Он собирался было шагнуть навстречу, но, не рассмотрев и следа теплоты, тщательно упрятываемой его собеседницей, вовремя остановился. Конечно, та, о ком он думал каждый день, повзрослела, стала следователем и даже изменила внешность. И он совсем не вправе рассчитывать, что тот мимолетный интерес к нему молоденькой студентки сохранился до сих пор. И все равно он рад ее видеть, какой бы она сейчас ни была, по какому бы поводу она сюда ни пришла и как бы с ним ни разговаривала. И заметно взволнованный Вячеслав и не думал скрывать своей радости – в отличие от Веры ему это было ни к чему.

– Вы, Вячеслав, искали меня? – прервав затянувшуюся паузу, спросила Вера.

– Искал вас? Нет, я думал о вас, спрашивал про вас у Джессики, надеялся, что когда-нибудь вас снова увижу. Но искать воина и следователя мне, эдакому книжному червю, – это уж слишком.

Очевидно, он не понял, о чем Вера его спрашивала, и та уточнила:

– Я имею в виду то, о чем мне сообщила Татьяна.

– Какая Татьяна? – снова не понял Вячеслав.

– Татьяна Кривец.

– Кривец Татьяна, инспектор по делам Университета? А что она могла сообщить?

– Она мне сообщила, что месяц назад к вам приходил следователь, допрашивал по подозрению в государственной измене. Татьяна еще говорила, что вы просили в случае ареста сообщить об этом мне.

Недоумение на лице Вячеслава внезапно сменилось прозрением:

– А, я понял! Вот добрая девочка эта Танюша! Недаром ее даже среди преподавателей называют не инспектором, не по имени-отчеству, даже не Татьяной, а именно «Танюшей». Конечно же, она узнала о моем аресте, приняла близко к сердцу и сама решила вас разыскать. Очевидно, это золотое дитя выдумало историю о том, что я просил о помощи, чтобы вы не отказались меня найти и спасти. Наивный ребенок… Наивный и добрый… Нет, Вера… извините, следователь. Я никогда и ни за что не позвал бы вас на помощь. Я очень рад вас видеть, и мне плевать на то, что вы изменились внешне, пусть даже эта встреча – всего лишь следствие проделок нашей общей милой знакомой. Но я бы никогда не поставил под угрозу того, кто мне дорог; я прекрасно знаю, что для следователя значит возобновление личных связей. Да и я, знаете, реалист: как вы можете меня вытащить отсюда? Приговор-то состоялся…

– За что вас осудил следователь?

– Параграф двести сорок шесть, пункт двенадцать.

– Измена Республике путем распространения панических измышлений? Кто был следователем?

– Я не знаю, вы ж своих имен не сообщаете. Кажется, назывался Первым следователем.

– Первый следователь? И в чем усматривалось распространение панических измышлений?

– Вы же помните мои «Начала»? У меня, казалось, появилась возможность издания книги. Инспекторат благодаря, кстати, все той же Танюше повторно вернулся к рассмотрению этого вопроса – меня вызвали для доклада. Сами представляете, как я к этому готовился! Я несколько раз переписывал речь, с которой к ним обращусь. Но от чрезмерно капризного желания довести это дело до конца я, кажется, переусердствовал и в части близости сроков грядущего Краха, и в оценке его масштабов. Я ожидал, что после моего проникновенного доклада «Начала» наконец-то будут изданы, но на самом деле ко мне пришел следователь, провел обыск, изъял все черновики доклада. И формально следователь прав: в каждом из черновиков я описывал грядущую катастрофу по-разному и по масштабам, и по срокам. Конечно же, я делал это не умышленно, просто в каждом из проектов речи я выбирал один из вариантов своих предположений, но законы логики непреложны – не могут два, а тем более несколько нетождественных суждений по одному и тому же вопросу одновременно быть истинными. А значит, эти суждения можно назвать измышлениями. Так что следователь сделал все правильно, я сам – самонадеянный дурак, в угоду своей гордыне поставивший под угрозу и дело своей жизни – «Начала», и вообще науку «вневедение». Я думаю, что мое преподавательское место в Университете теперь наконец-то сократят. И что теперь будет с Хынгом – тоже неизвестно.

Наверное, Вере не удалось полностью подавить свои эмоции – не смогла она внешне оставаться беспристрастной к происходящему, поэтому Вячеслав с утешающей улыбкой добавил:

– Да вы за меня не переживайте. Прожив всю жизнь беззаботно, в тепле и спокойствии, я должен был под конец испытать, как живет большинство жителей Муоса. Это даже приятно – ощущать, что вот наконец-то я не являюсь чьим-то нахлебником. Поэтому сменить труд умственный на физический для меня не является унижением; тяжело, конечно, но ведь нужно кому-то и это делать. И сейчас, зимой, здесь почти не выводят на Поверхность – в основном, мы работаем под землей, в Улье, на строительстве. Конечно, если бы мне разрешили после основных работ работать над «Началами», я б и здесь был абсолютно счастлив… Кстати, на каторге тоже встречаются замечательные люди. Меня вот подселили в камеру к одному священнику, монаху из бывшего Монастыря, который осужден по той же статье, что и я. Если б вы знали, какие интересные диспуты у нас происходят по ночам – шепотом, конечно, потому что некоторые сокамерники у нас очень уж раздражительные. Вы не поверите: он меня, человека науки, заставил посмотреть на многие вещи под совсем другим, неожиданным углом. А ведь подумать только: если все, в чем он меня почти убедил – правда, значит, наша жизнь является лишь преддверием чего-то более важного и великого, что ждет нас после смерти…