Всесожжение - читать онлайн книгу. Автор: Цезарий Збешховский cтр.№ 55

Потому я всё больше думаю о Вивьен как о резко прерванном мечтании. Осознаю, что там, где другие обретают хотя бы фальшивую историю жизни, я всегда находил лишь пустоту в её образе, она была для меня неполной. А потом забываю обо всём, забываю тех, кто был для меня самым важным. В распадающемся мозгу торчат застрявшие имена. Они обретают абстрактные формы. Dear darkness, dear darkness, won’t you cover me again? ^[39]

Воспоминания, залитые в мозг, сфабрикованные мединженерами, нужны дирексу не только для того, чтобы создать личность, но и для того, чтобы занять чем-то мысли во время бешеного бега. Вокруг меня мелькают фасады домов, пульсируют огни, просторы полопавшегося асфальта, а потом деревья, всё больше деревьев, когда я покидаю предместье Раммы. Погружаюсь в густоту Ренской Пущи, которая окружает город с запада, загажена взрывами бомб и светится инфильтратами френического оружия. Насколько было бы проще бежать, если бы у меня в голове нашлись серьёзные воспоминания, которыми я мог бы занять себя. Тем временем восковые лица кричат мне на ухо, что я живу слишком долго и задержался на одном месте, как мир.

Перед годом Зеро всё постоянно менялось, зажигалось и гасло, рождались новые тренды, молодые люди интересовались не теми вещами, что старшие. А потом жизнь замерла на месте. И сложно сказать, ответственна ли за это потеря плазмата, влияющего на способности творения, или мы просто выгорели как вид. Мы и дальше создавали новые технологии, копались в собственных мозгах, упрямо прогоняли Индивидуальность, но наша культура стала культурой сэмплирования – бесконечно перерабатываемых кусков того, что уже было. Микшированные каверы, которые снова слушают следующие поколения.

За чувство безвременья ответственны всемогущие ИИ. Они помнят всё, перемалывают в банках данных миллионы событий, но для них это не прошлое в человеческом понимании, история плавает в супе настоящего времени. Информация упакована так густо, что трудно сказать, какая должна отойти в забытье, а какая по-прежнему обладает силой толкать мир вперёд. Я думаю, что колыбельщики похожи на них – они наиболее дегенеративные единицы. Продление существования приводит к тому, что они теряют ритм развития, который направляет наши шаги к новому, даже против наших собственных замыслов. Мы не так представляли себе совершенство.

Я не чувствую гнева или отчаяния. Не чувствую ничего, кроме разочарования. Зачарованное прошлое и разочарованное настоящее: так их можно отличить. Сигур реагировала на страдания людей по-своему, пыталась что-то сделать своим наивным, неофитским образом. Я отдаюсь бегу, избегаю открытых пространств, ищу самую лучшую дорогу к Замку. Последнее возвращение домой: часы проходят в ритме тяжёлых ударов о землю, бум-бум, бум-бум, грунт не выдерживает веса тела и время от времени даёт трещины, проваливается подо мной. Я выбираю сухие территории, утоптанные тропинки, каменистую почву. Когда чувствую голод, то питаюсь и не вредничаю. Косуля со сломанной шеей, останки женщины в сожжённой машине, зомби, встреченные на развилках дорог, – застываю в сомнениях, что из этого выбрать.

Каждые несколько часов я устраиваюсь подремать, пятнадцать минут или полчаса. Ищу неглубокие ямы, мелиорационный ров или просто закапываюсь в листьях. Ночью обхожу Палавию, где из разрушенных заводов переработки выстреливают столбы огня. Немного дальше, на краю деревни, убиваю пожилого человека, который, невзирая на обстоятельства, ведёт утром стадо коров на пастбище. Он протестует, когда я разламываю голову одной из них (кулак проваливает череп, ломает ноги). Бросает в меня камнями и верещит как сумасшедший. Я прибиваю его гарпуном к пню сосны, а животное затягиваю вглубь леса. Размещаю «Кватро» вокруг логова и бросаюсь на свою добычу.

Моё сознание – это нарост на инстинкте Сигур, который сам не может быть гомогенным формированием. Он состоит из свободных ассоциаций, наблюдений, которые длятся долю секунды, внушений субличности, показаний аппаратуры, вшитых предположений априори. Мозг сначала реагирует, и только потом приписывает сознанию победу или поражение – один из законов Шенфельда-Йоскина. Причиной того, что я пробежал сто пятьдесят лишних километров, направляясь на запад и огибая Палавию, были сражения у Большой Развилки, радиация в южных районах Раммы или расклад облаков на небе?

Вдруг что-то пробуждает меня ото сна.

Что-то заставляет меня сматываться из уютного рва, поросшего деревьями и кустами можжевельника. Я вскакиваю и бегу, а мир – за мной, сдирая кожу себе с лица. Глаза крутятся вокруг кольца обзора, улавливая подробности изменяющегося пейзажа. Трескающиеся камни, выбрасываемые вверх фонтаны камней, торнадо, обдирающие листья с веток. Там, где секунду назад росли деревья, я вижу голую землю, по которой бредёт армия Саранчи: сотни повстанцев маршируют на север, проезжают мотовездеходы и военные внедорожники. Я стою недвижимо на краю густого леса, прикрывшись пожелтевшими кустами. От рва не остаётся и следа, сейчас там пролегает широкая песчаная дорога.

Я слышу колебания грунта, по которому проходят внезапные судороги. Ряды врага сгущаются, как будто между вампирами, идущими на Палавию, рождаются новые. Я объясняю это оптической иллюзией, шоком органов чувств, вырванных из сна.

Уииииииии…

Воздух лопается от ужасного свиста. Судороги земли усиливаются, пространство выплёвывает из туннеля Хокинга. Кто-то использовал много энергии, наверное, сожрал целую звезду, чтобы перебросить сюда столько говна. Но, кроме вампиров, здесь появляется кто-то ещё: посреди равнины, под грибом земли, выстрелившей вверх, под аркой радуги из высосанного озера, вырастает бронедивизия Группировки Рамма и отдел моторизированной пехоты Death Angel. Танки, транспортёры и джипы, пойманные на ходу в отчаянном наступлении на отделы врага. Я не верю собственным ощущениям, но волны схлопывающегося воздуха пригибают можжевельник к земле.

Передо мной как будто бы сошлись два гиганта. Разгоняющийся и медленный, охваченный яростью и молчаливый, человеческий и нечеловеческий. Они столкнулись и словно наслоились друг на друга в неописуемом крике и сумятице, в хаосе белков, сросшихся с другими белками, металла, расплавленного другим металлом, лопающегося пластика и сломанных костей.

Две группы получают удары и нападают попеременно, входят в землю и возносятся в воздух – андроиды, появляющиеся из колёс перевёрнутых машин, спрессованные с вампирами, стрелки на башнях танков, оплетённые хвостами шпионских кайтов, и даже танки, прорезающие бока транспортёров врага. Тот, кто во время материализации наслоился на другой объект, так и застывает, как дрожащий окровавленный кусок или путаница мяса и стали.

Но большинство воюющих попадают в пустые места и сразу начинают сражение: стрекочут пулемёты, светлые полосы снарядов льются во все стороны. Кашель ручных гранатомётов, грохот из дул Dragon’ов, молнии гранат Е. Тела, поражённые током, поджаренные микроволнами, порезанные на плоские кусочки, раздавленные гусеницами и втоптанные в песок, наши и чужие, настоящие и искусственные, приводимые в действие сердцем или приводимые в действие батареями питания.