Преданный и проданный - читать онлайн книгу. Автор: Борис Павленок cтр.№ 35

— Тебя, Гришка, завсегда угадать можно, — ткнул в него водящий.

Потёмкин развёл руками и приготовился принимать удары. Но подошёл усатый служитель в мундире и при медали — видать, отставной солдат — и тронул его за локоть:

— Господин Потёмкин, вас просят к ректору.

Извинительно разведя руками, Потёмкин пошёл за курьером.

— Вернёшься, своё доберёшь, — пообещали вслед.

В кабинете кроме ректора Мелиссино находился ещё молодой, но достаточно раздобревший мужчина с привлекательным лицом, слащавой или, точнее, сладковатой улыбкой, в изукрашенном камнями и орденами мундире.

Мелиссино сказал:

— Господин Потёмкин, представляю вас его сиятельству графу Ивану Ивановичу Шувалову, куратору университета.

Григорий сдержанно, но с достоинством и почтением поклонился. Однако Шувалов протянул ему унизанную перстнями пухлую и мягкую руку.

— Наслышал о ваших успехах в науке, особом прилежании к архитектуре, словесности, изящным искусствам, языкам. Это импонирует и моим склонностям. — Голос куратора был любезным, обращение — уважительным.

Мелиссино с готовностью подольстил доброму расположению графа:

— Господин Потёмкин окончил наш гимназиум с золотой медалью, а ныне преуспевает не только в науках, но и в гимнастике, прекрасно фехтует, хорош в манеже.

— Оно и видно, — улыбнулся Шувалов, — звон каким цветком личность украшена.

— Ночью грабители напали, пришлось отмахаться, — не моргнув глазом, соврал Григорий.

— Негоже дворянину по ночам пешему шастать. Или у почтенного президента Коммерц-коллегии заведено на экипаже блюсти экономию?

Григорий вспыхнул от намёка на собственную бедность, но сдержался и, окинув внимательным взглядом дородную фигуру собеседника, ответил:

— Ещё древние пешую ходьбу считали лучшим средством против тучности.

Шувалов криво усмехнулся и не оставил дерзость без ответа:

— Я хотел представить вас императрице в числе лучших студентов, но с таким цветком на лице... — Он развёл руками.

— Чай, не в женихи зовут. — Григорий улыбнулся обезоруживающе. — Да и где Москва, где Петербург — сойдёт, пока доедем.

— А ежели не сойдёт?

— Я боком стану, ваше сиятельство, рожу отворочу, будто одноглазый.

Шувалов рассмеялся:

— Однако вы находчивы, господин Потёмкин... А ежели повернуться прикажут?

— Её величество, чаю, на меня и не глянут, ежели вы будете рядом. — Комплимент был на грани дерзости, ибо всем стало известно, что, наскучив постаревшим фаворитом Алексеем Разумовским, Елизавета отдала сердце Ванечке Шувалову.

Но Потёмкин говорил с таким подкупающим простодушием, что обижаться было просто грех, и Шувалов ответил комплиментом:

— Да и вы, господин Потёмкин, мужчина видный, так что... По коммерческим стопам дядюшки пойдёте?

— Рейтаром в конную гвардию записан.

— Значит, в генералы?

— Никак нет, ваше сиятельство, в фельдмаршалы.

Все трое рассмеялись.

— Придётся взять к императрице, а, господин ректор? — Шувалов дружески потрепал Григория по плечу.

Студентов привезли на встречу с её величеством задолго до начала куртага. Потёмкин медленно передвигался вдоль стен зала, невзначай вышел на галерею, также увешанную картинами знаменитого собрания Ивана Шувалова. Такого разнообразия и обилия великолепных полотен он даже и представить не мог. Заворожённый, поглощённый созерцанием живописных чудес, он подходил к полотнам вплотную, отступал, всматривался и до того увлёкся, что спутал живую даму с написанной художником — это было нетрудно, так как среди произведений были идущие от самого пола, а дверь в вырезном узоре мало чем отличалась от золочёных рам. Потёмкин вглядывался: узкое лицо, рот, изогнутый скобочкой, приспущенные веки...

— Ящерка, — изумлённо, как много лет назад, сказал Потёмкин, — как есть ящерка...

И вдруг дама отозвалась:

— Что есть ящерка? — и озорно метнула глазами в Потёмкина.

— Махонькая такая зверушка. Четыре лапки, хвост. — Эти слова всплыли из подсознания мгновенно, и разом вспомнилась ночь, беседка, фейерверк. — Будем делать маленький солдацки абенд...

Голос юного Петра, его ужимки! Екатерина рассмеялась. Подлетел Мелиссино, перепуганный неловкостью Потёмкина, загородившего дорогу великокняжеской чете, представил:

— Потёмкин, студент университета её величества.

Григорий наконец догадался поклониться, и сделал это более неуклюже, чем церемонно, будто отступил, давая дорогу. Это вызвало новую улыбку, снисходительную и добродушную.

Екатерина сказала:

— Очень приятно, но мы уже знакомы, господин ректор... Помнишь, Питер, ещё до свадьбы бал у Разумовских в Москве, беседку, куда мы с тобой сбежали?

— А, да-да, — пробормотал Пётр, недовольно глянул на Григория и, как всегда, стремительно потащил Екатерину за собой, будто торопясь увести.

Следом хлынула свита — малый двор, и хотя никто ничего не понял из разговора великой княгини с этим черноволосым — голова как овчиной покрыта, — большим и смуглявым студентом, все, проходя мимо, кланялись, и Григорий кивал и кивал головой — китайский болванчик, жертва политеса придворного. Мелиссино бесцеремонно поволок этого недотёпу Потёмкина туда, где уже стояли, выровнявшись в линию, студенты для представления её величеству.

Она вошла, опираясь на руку Шувалова, впереди свиты, не в меру располневшая, но всё ещё красивая, белолицая и моложавая. Екатерина и Пётр пристроились следом и так же, как царица, останавливались возле каждого студента, разговаривали. Мелиссино сжал локоть Потёмкина:

— Гляди, чтоб не брякнул чего, обалдуй, и хоть знакомы, на невестку не пялься, императрица не любит этого.

Елизавета, приблизившись, протянула руку для поцелуя. Григорий принял пальцы, унизанные перстнями, приложился к ним губами. Елизавета не спешила отнять руку, Григорий не спешил выпустить — не каждый день приводится царицыну ручку подержать.

Мелиссино вновь представил:

— Потёмкин Григорий Александрович.

— Ваш предок, сказывают, был у моего деда в посольской службе? — спросила Елизавета.

— Так точно, Ваше Императорское Величество, — ответил Потёмкин, он был высок, и Елизавета смотрела на него снизу вверх, чуть изогнув шею.

— А почто же вы военный карьер избираете? Это он, Ванечка, в фельдмаршалы нацелился?

— Он самый, матушка.

— Ну?

— Служба ратная пристойна дворянину и необходима Отчизне, — как на экзамене отрубил Потёмкин.