Тотчас женщины принялись раздавать гостям главное кушанье праздника – мясо жертвенных быков и приготовленную на мясном отваре кашу – её варили в тех же особых котлах, заранее доставленных в рощу. Всего этого хватило каждому из пришедших, хватило и праздничных блинов-куанала – маленьких, круглых и золотистых, означавших собой яркое солнце будущего лета. Вдоволь было пирогов, рыбников и калиток, и прочего угощения.
Начало пира, подобно вчерашнему, прошло в полном молчании, однако продолжалось оно недолго – покончив с мясом, все снова обратились к священной роще, и снова прозвучал зычный голос исанто:
– Укко, Хозяин небесный, Рауни, Земная матерь! Вы всегда выращивали для нас хороший урожай, кормили свой народ и угощали нас обедом из своих запасов. Мы благодарим вас за всё и просим вырастить этим летом урожай ещё лучше и обильнее, ибо известно вам, что людей у саво прибавилось. Пока сияет солнце, пока светит месяц, да будет так!
После благодарения богам повсюду зазвучали разговоры и смех, то тут, то там запевали весёлые песни, по рукам пошли ковши и кружки с ячменным пивом и квасом.
– Вот так и живём, – наевшийся до отвала Тиэра разлегся на солнышке, улыбаясь в бороду. – А отчего не жить? И сами стараемся, и боги не оставляют!
– Оно и видно, дружище! – отвечал Антеро. – Живот ты отрастил, как мишка по осени!
– Это запас про чёрный день! – саво гордо выпрямился, хлопнув себя по животу. – Усохнуть никогда не поздно, запомни! А быков этот раз, право слово, знатных привели! У большего из них от рогов до хвоста белка три дня бежала, не останавливаясь, а уж как рожищи кверху поднимались! Ей-же-ей, не вру, цеплялись за них тучки, и становилось оттого в Савонкоти пасмурно!
– Белка, говоришь, три дня бежала? – хитро прищурился Антеро. – Не верится.
– Ну не три, ладно, два, – нехотя отступал Тиэра.
– И все равно не верится!
– До чего вы, карелы, вредный народ! Полтора, сдаюсь! Но уж никак не меньше. И последние полверсты добегала ночью.
– А рёв его руотси в своих краях слыхали да за гром принимали?
– Увидишь где руотси – спроси у них! А я десять лет назад на них насмотрелся. И скажу тебе как на духу – не соскучился по ним сильно.
– Сюда бы не нагрянули.
– Не нагрянут, – спокойно ответил Тиэра. – Руотси ходят по морю, а здесь моря нет. Ни в Сууривеси, ни в любое другое озеро в Савонмаа с моря не зайти, а через леса викингам своих кораблей не протащить. Лес наш дом, и лес – наша защита.
– А ведь я из-за руотси в путь собрался. Недавно отправился с нашими в Виипури на торг, а там купцы-руотси на пяти ладьях. И не столько торговали даже, сколько пытались разузнать про волшебную мельницу Сампо. Тогда и пришла мне мысль самому найти это чудо.
– Здесь вряд ли что о нем услышишь, – мотнул головой Тиэра. – Сюда на праздник пришли многие рунопевцы-саво, но я-то их хорошо знаю. Они все о Лемминкяйнене
[26] поют – и старые руны о его похождениях помнят, и новые слагают. А Лемминкяйнен, сам знаешь, небось, Сампо не касался. Он всё больше за девицами ухлестывал, да за чужими жёнами, охотился да приключений искал себе на голову. А чтобы про Сампо… погоди-ка, дай вспомнить, – Тиэра поскрёб темя, с трудом вспоминая ушедшее вглубь знание, и, наконец, запел низким голосом:
Старый, верный Вяйнямёйнен
Говорит слова такие:
«Вот куда свезём мы Сампо,
Крышку пёструю упрячем:
На туманный мыс далёкий,
На покрытый мглою остров,
Чтоб всегда там счастье было,
Чтоб оно там вечно жило.
Там ведь есть ещё местечко,
Там клочок земли остался
Невредимый и спокойный
И мечом не посещённый»
[27].
– Значит, Сампо скрыто на острове среди моря? – спросил Антеро, внимательно выслушав песню.
– Другого не ведаю, – признался саво. – Ни я, ни кто-то ещё. Я это слышал, когда мы с тобой странствовали, в чужих краях.
– Стало быть, если Сампо на острове…
– То знать о нем должны те хяме, что живут на побережье, – закончил Тиэра. – Уж им-то в своём море каждый камушек известен. Спросить бы тебе у них.
– Видно, придётся. Ты с нами пойдешь?
– Рад бы, Антти, да не могу. Сам видишь, не один я теперь. И жена есть, и дети мал мала меньше. Сам уйду – на кого их оставлю?
– Это верно, – кивнул Антеро. – А забавно то, что я хоть и видел в своих странствиях морских хяме, а всё равно ничего о них не знаю.
– Да много ли видел? Мы тогда за день или за два прошли их селения, нигде не останавливаясь, сели в ладью и ушли морем. А хяме всё-таки не мы – разговаривать просто так не станут.
– Я вам про них спою, – поднялся двоюродный брат Тиэры, краснолицый безбородый парень. – Ну-ка, кто со мной вдвоём?
– Пой один! – со смехом отвечали ему родные. – Так, как ты, про хяме никто у нас не споёт!
Саво прокашлялся и затянул:
Старый мудрый хямелайнен,
Хмурый житель побережья
На большой своей телеге
Держит путь в края лесные.
В тёмном месте заповедном
На просёлочной дороге
Посреди шумящих сосен
Видит хяме блин коровий.
Этот блин не из великих
И не то чтобы из малых —
Он до пояса ребёнку,
Он герою по колено.
Он лежит посредь тропинки,
Он дорогу закрывает,
Не пройти пешком девице
И верхом не ехать мужу.
Старый мудрый хямелайнен
Тут недолго размышляет —
Лишь до вечера он думал,
Рассуждал лишь до рассвета.
Злополучный блин коровий
Собирает он в лукошко,
Положил к себе в телегу,
Вслух промолвив:
«ПРИГ-ГО-ДИТ-СЯ-А!» —
Певец протянул слово, изображая медлительный говор хяме. Наградой ему был взрыв хохота, после которого пение продолжилось:
Минул год, другой год минул,
Вот уж третий наступает;
Старый мудрый хямелайнен
Возвращается обратно.
В том же месте заповедном
Блин коровий, чуть усохший,
Вытрясает на тропинку,
Говорит: «Н-НЕ ПРИГ-ГО-ДИЛ-ЛО-ОСЬ!»
Последовал новый взрыв хохота. Довольный саво, закончив пение, уселся обратно.
– То всё прибаутки-шуточки, – сказал Тиэра. – Но любая шутка хоть и привирает, да правды не скрывает. Лесные хяме мало от нас отличаются, а вот морские – они… странные, что ли. Работящий народ, хозяйственный, запасливый очень. А нрав у них невесёлый, замкнутый. Хяме себе на уме, а точнее – все в себе. Молчуны они, каких поискать. Поговорить с хяме так же как с нашим братом – много надобно труда. Или пива, а лучше – того и другого. Они – близкая родня народа виро
[28], что живет за морем к югу от них.