Этим утром он ждал чеха по имени Иржи, и сейчас тот шел к нему, пробираясь между столиками. Чех напоминал бородатого фавна – такое лицо сразу не забудешь, что может оказаться досадной помехой в его профессии: щеки, изборожденные глубокими морщинами, могучая грудь и горящий взгляд. Не наемный убийца – поэт или человек театра. Он мог бы играть Чехова, быть бардом и действительно являлся артистом… В своем роде.
Именно в этом и нуждался Цехетмайер, ненавидевший романтические бредни об убийцах и ворах. В них верят только тупые обыватели, тоскующие по сильным ощущениям.
Иржи сел, подозвал официанта, заказал черный кофе, потом сходил к буфету и взял себе сосиски, яичницу, бекон, булочки и фрукты.
– Обожаю гостиничные завтраки, – сообщил он доверительным тоном и принялся за еду.
– Мне отрекомендовали вас как выдающегося специалиста, – начал разговор Цехетмайер.
– И кто же?
– Наш общий друг.
– Не друг, – поправил музыканта Иржи, – клиент. Вы любите вашу работу, господин Цехетмайер?
– Это больше чем работа, это…
– Вы любите вашу работу? – повторил вопрос его собеседник.
– Да, – ответил насупившийся дирижер. – Страстно.
– Важно любить то, чем занимаешься. Любить… В жизни нет ничего важнее.
Цехетмайер мысленно усмехнулся. Рассказать кому – не поверят: ранним утром всемирно известный музыкант внимает рассуждениям убийцы о любви.
* * *
В понедельник утром, в девять с минутами, Ролан Лабарт вошел с «Айфона» в «Телеграм» – по мнению прессы, любимое приложение террористов, через которое каждый день проходит десять миллиардов сообщений, так что о конфиденциальности можно забыть. Однако одна из опций позволяет отсылать закодированные сообщения с предустановленным временем самоуничтожения.
Лабарт активировал акцию закрытый чат. Адресат называл себя Мэри Шелли
[104], но профессор знал, что это не женщина. Единственным, что сближало Юлиана Гиртмана с автором Франкенштейна, была женевская коммуна Колоньи, в которой оба жили. Первое сообщение швейцарца появилось практически сразу.
Я получил тревожный
сигнал. Что происходит?
Сегодня ночью случилось
кое-что странное.
Это имеет отношение
к Гюставу?
Нет.
Где случилось?
В шале.
Рассказывай в деталях.
Будь точен. Лаконичен.
Лабарт описал – с минимумом деталей – все, что случилось накануне: визит норвежки – якобы архитектора, приход полицейского – накануне я видел его в гостинице, – который все вынюхивал и высматривал.
Он не признался, что они затащили женщину на чердак и дали снотворное Гюставу. В первый раз идея принадлежала Авроре, сам он был против. У него кровь застыла в жилах при одной только мысли, что будет, если Гиртман узнает. Жена, как обычно, поступила по-своему.
Без паники. Все нормально.
Нормально? А если они
заинтересуются Гюставом?
Они это и делают.
То есть как?
Они приходили из-за Гюстава. И из-за меня.
С чего вы взяли?
Я знаю.
Лабарт мысленно чертыхнулся. Иногда Хозяин действовал ему на нервы.
Что нам делать?
Будьте начеку. Наблюдайте за ними.
Ведите себя как ни в чем не бывало.
Как долго?
Они не начнут действовать,
пока я не покажусь.
А вы собираетесь появиться?
Излишний вопрос.
Вы ведь знаете, что можете
полностью нам доверять.
Ответ пришел с некоторой задержкой.
Полагаете, в противном случае
я бы доверил вам Гюстава?
Продолжайте. Действуйте так же.
Конечно.
Ролан Лабарт ничего не успел добавить – его собеседник закрыл чат. Через несколько секунд их разговор самоуничтожится без следа. Если только «Телеграм» не хранит зашифрованные послания на серверах без ведома пользователей, в чем его обвиняет некоммерческая правозащитная организация «Фонд электронных рубежей», занимающаяся разработкой и развитием новых законопроектов для защиты гражданских прав пользователей.
* * *
Швейцарец убрал телефон и поднял глаза. В нескольких метрах от него Марго Сервас гуляла по крытому шумному и ароматному рынку Виктора Гюго, останавливалась у прилавков с фруктами, рыбой, сырами. Вся снедь такая красивая и аппетитная, что рот наполняется слюной. Девушка смотрела, трогала, покупала и шла дальше, а в трех метрах позади следовал полицейский в штатском. «Неправильно действует, – думал Юлиан Гиртман, попивая кофе из стаканчика у круглого столика. – Нужно следить за тем, что делается вокруг».
Он расплатился и продолжил свой путь. Марго застыла перед витриной мясных деликатесов Гарсиа. Он прошел мимо нее, обогнул трехсторонний прилавок и остановился рядом с хозяином, нарезавшим бесценный иберийский хамон pata negra
[105]. Дорогущий, но несравненно вкусный.
Швейцарец заказал двести граммов высшего сорта, то и дело поглядывая на Марго, которая складывала продукты в корзину. Он находил ее очень красивой. Даже в зимней куртке она выглядела свежей, как рыба на льду, и нежной, как окорок от Гарсиа. Щеки ее разрумянились и блестели, напоминая самые чудесные яблоки.
«Мартен, мне нравится твоя дочь, – думал он. – Увы, тебе такой зять вряд ли подходит, я прав? Ну хоть на бал разрешишь ее пригласить?»
* * *
Сервас наблюдал за шале, а Кирстен застряла в ванной из-за неукротимой рвоты. Майор гадал, чем ее траванули супруги Лабарты. Норвежка почти ничего не помнила и не смогла ответить ни на один его вопрос.
Зазвонил телефон. Сыщик посмотрел на экран и тихо чертыхнулся. Марго! Из-за последних событий он напрочь забыл о дочери. «Сейчас получу очередную выволочку…» – расстроился Мартен.
– Папа… – Голос девушки звучал расстроенно. – Мы можем пообщаться?
В этот момент Кирстен что-то сказала ему через дверь – видимо, на родном языке, потому что он ни черта не понял. Пришлось извиняться перед Марго: