Я должен был двигаться вперёд.
Я крепко сжал подлокотники кресла, отчего костяшки пальцев побелели, сделал глубокий вдох и сказал:
– О’кей. Я готов.
– Как скажете, – ответил Намбутири, возвращая щупы в прежнее положение.
* * *
Пятница, 29 июня 2001-го, после полудня. Коридор перед офисом Доминика Адлера. Стук в дверь, и слова:
– Дом, это я, Джим. У вас есть минутка?
Дверь открылась; за ней – Доминик в бурых слаксах и серой рубашке с коротким рукавом.
– Привет, Джим. Заходи. Что стряслось? – Он указал на стул и повернулся, чтобы вернуться за стол.
Тело Джима набросилось сзади, руки Джима обхватили шею старика с обеих сторон. Тишину разорвал треск, когда голова Доминика резко повернулась на девяносто градусов влево. Его тело рухнуло на пол.
Носок башмака Джима врезался ему в область почек, а рот Джима снова исторг звуки:
– Как тебе это, ублюдок?
* * *
Не спрашивая разрешения, Намбутири снова убрал щупы.
– Вы в порядке?
Учащённо дыша и внезапно взмокший от пота, я поднял руку, чтобы вытереть лоб, – и рука снова дрожала.
– Джим? – сказал Намбутири. Я зажмурил глаза, но ужасные образы не покидали меня. – Джим? Что вы видели?
Я попытался взять себя в руки и повернулся вместе с креслом к нему лицом.
– Вы ведь психиатр, верно?
Он кивнул.
– То есть доктор. Врач.
– Да. Что не так?
– То есть наши разговоры конфиденциальны, правильно? Хоть я и пришёл к вам без направления, я всё равно ваш пациент, не так ли?
– Джим, ради бога, что вы увидели?
– Скажите это, – резко произнёс я. – Скажите вслух, что я – ваш пациент. Скажите, что наши разговоры конфиденциальны.
– Да, да, конечно. Вы мой пациент. Меня нельзя заставить раскрыть содержание наших разговоров.
Я выдохнул, помедлил ещё пару секунд, затем сказал:
– Тогда, в 2001-м… – я покачал головой: слова было почти так же невозможно произнести, как подумать стоящую за ними мысль, – я убил человека.
– Ох… О господи. Нет, нет.
– Сломал ему шею. Нарочно.
На лице Намбутири отразилась целая гамма возможных ответов, но в конце концов он спросил:
– Кто это был?
– Доминик Адлер. Партнёр-исследователь Менно Уоркентина.
– Это была… это была самооборона?
О, как бы мне хотелось, чтобы была! Я убил того эф-зэ в схватке совсем недавно, и то в самом деле была самооборона, несмотря на что, я едва смог жить дальше с этим бременем на душе. Но это… это!..
Я покачал головой:
– Это было преднамеренное убийство. И… очень жестокое.
Какое-то время Намбутири молчал.
– И вы знаете, почему это сделали?
– Вы имеете в виду мотив?
– Нет, нет, – ответил Намбутири. – Я имею в виду почему?
Я вспомнил тонкие царапины на моих старых сканах мозга.
– Думаю, из-за паралимбических повреждений, которые вы обнаружили, но… – Я вздохнул. – Я даже не думал, что способен… Я просто… – К горлу подступил комок.
– Мы прекратим процедуру, если пожелаете, – сказал Намбутири.
Моё сердце всё ещё судорожно колотилось.
– Нет. Я хочу знать остальное.
36
Двадцать лет назад
Пожалуй, никогда в Виннипеге не хорошо так, как в конце июня. В этом году последний снегопад был в апреле, а первые комары появились лишь через месяц. Менно Уоркентин шёл по коридору, его чёрные туфли от Бруно Магли мягко ступали по казённого вида плитке. Во время учебного года в этом коридоре не протолкнуться от снующих с места на место усталых студентов и загнанных преподавателей. И хотя некоторые студенты учились и летом, мало кого из них можно было встретить здесь в пятницу вечером перед длинным уик-эндом Дня Канады
[98].
Менно вошёл в их общую с Домиником Адлером лабораторию и подошёл к рабочему столу. На нем были сложены стопкой восемь новых сенсорных модулей, которые станут частью шлема «Марк-III»; рядом с ними – зелёные шайбы старых эмиттеров транскраниального фокусированного ультразвука. Эти, разумеется, в состав нового устройства не войдут, но Дом продолжал выполнять с ними тесты, пытаясь понять, что заставляет людей терять сознание; Минобороны увеличило его грант ещё на сто тысяч, так что он мог себе это позволить.
Менно оглянулся, пытаясь понять, был ли Дом здесь с утра. Обычными следами его пребывания были открытые бутылки «Доктора Пеппера», недопитые примерно на дюйм, – но ничего такого не обнаружилось. Менно нажал кнопку, включающую настольный компьютер и его громоздкий семнадцатидюймовый VGA-монитор. Windows-98 принялась неспешно загружаться; интересно, будет ли быстрее XP, выход которой обещали этой осенью.
Он услышал звук открывающейся двери.
– А, Дом. Я надеялся… – Но это был не Доминик. – О! Джим. Я тебя не ждал. Думал, ты уехал на озеро на все праздники.
Звук изо рта Джима:
– Так я всем сказал. Алиби никогда не повредит.
Менно фыркнул:
– Да, наверное. Ты сегодня Дома не видел?
Рот снова зашевелился:
– Он в своём офисе. – Глаза повернулись в сторону стены, где на двух акриловых U-образных крюках-подставках лежала бейсбольная бита «Луисвилль Слаггер».
Требуется комментарий, вот он:
– Чеховское ружьё.
Бита снята с подставок, рукоятка обхвачена ладонями. Бита свистнула в воздухе.
– Дому эта вещь очень дорога, – сказал Менно. – Тебе лучше положить её на место.
Рождаются новые слова, пустые, автоматические:
– Помните, как «Блю Джейз» выиграли те две Мировые Серии подряд? Мне было одиннадцать в первый раз и двенадцать во второй. В Калгари нечасто болеют за Торонто, но не в тот раз.
Джим начал сокращать дистанцию между ними; рука крепко сжимает биту, каблуки щёлкают, как часовой механизм бомбы. Менно встревоженно попятился. Вскоре его зад упёрся в стол, и…
Гадство!
Джим взмахнул битой. Менно двигался так же нескоординированно, как и в сквоше, едва успев вовремя уйти из-под удара.
– Господи, Марчук!
Джим развернулся и ударил снова. Менно пригнулся.