Но это также было неправдой: это также было устаревшей интерпретацией, следствием неверного постулата о том, что всегда есть чему растворяться.
* * *
Я знал о сегодняшнем приезде Хизер уже несколько месяцев. Густав никогда не позволил бы ей приехать одной, но даже он понимал, что её бизнес – бизнес, за счёт которого у него не переводились спортивные машины и дорогая выпивка, – требует, чтобы она время от времени куда-то уезжала. Она собиралась остановиться у меня в квартире.
В Королевском театральном центре Манитобы шла пьеса под названием «Шок», на которую мне страшно хотелось сходить. В её основе лежала биография Стэнли Милгрэма; здесь шёл предварительный прогон, а в следующем году постановку должны были повезти на Бродвей к шестидесятой годовщине его печально известных экспериментов по подчинению авторитету.
Я купил билеты задолго до того, как кто-либо из виннипегцев всерьёз задумался о том, что «Джетс» могут оказаться так близки к завоеванию Кубка Стэнли, – но, ко всеобщему изумлению, они это сделали, и вечер, когда мы с Хизер собирались в театр, оказался также вечером финальной игры «Джетс» с «Нью-Джерси Девилс» в Эм-Тэ-Эс-центре, всего в километре к западу от главной сцены имени Джона Хирша. О парковке в центре нечего было и мечтать – тысячи людей, не попавших в спорткомплекс, приехали смотреть игру в окрестные бары и рестораны; мы доехали до Биржевого квартала на автобусе и оттуда дошли до театра пешком, наслаждаясь тёплым июньским вечером. У входа стояли бронзовые статуи основателей театра. Статуя Хирша была в очках – мне всегда казалось, что очки на статуе выглядят очень странно.
Обложку программки украшала репродукция объявления, с помощью которого Милгрэм набирал подопытных в Нью-Хейвене, обещая «4 доллара за час вашего времени» за участие в том, что он называл «изучением свойств памяти». Милгрэму было всего двадцать семь, когда он начал свои эксперименты; элегантный мужчина с проседью в волосах и густой бородой из учебников по психологии – это Милгрэм-почтенный-столп-общества, а не запуганный парень, пытающийся разобраться в обстоятельствах дела Эйхмана и в том, что Ханна Арендт вскоре окрестила «банальностью зла», – кажущаяся лёгкость, с которой обычного среднего человека можно склонить к выполнению всяких жестокостей.
Актёр, игравший Милгрэма, был слегка староват для той части пьесы, чьё действие происходило в 1961 году, но довольно интересен, а реконструкция электрошоковой машины Милгрэма и его лаборатории – весьма точна. Психолог во мне хотел бы придраться к паре мелочей – пьеса слишком сильно полагалась на книгу Джины Перри 2013 года о работе Милгрэма, которую я находил неубедительной, – однако театрал был увлечён, и Хизер просидела всё представление заворожённая и совершенно недвижимая.
Когда мы с сестрой вышли из театра, меня так и подмывало рассказать ей о реальности эф-зэ. Как полагали власти, способность Милгрэма и его ассистентов заставлять подопытных применять, как они считали, всё более мощные – и даже угрожающие жизни – электрические разряды, невзирая на протесты и крики тех, кого они били током, запутало всех исследователей-социологов на шесть десятков лет вперёд. Бо́льшая часть подопытных Милгрэма, хотя и изображала на лице муки совести, раз за разом применяла всё большее и большее напряжение; их доля составляла как раз те самые шестьдесят процентов, которые в общем населении Земли составляют бездумные зомби с приличной дозой психопатов сверху.
Я ничего не сказал Хизер. Однако, когда мы снова проходили мимо статуй, я спросил:
– Что ты думаешь о пьесе? – Время близилось к одиннадцати, и становилось прохладно.
– Хорошая пьеса, – ответила Хизер.
– И всё? Просто «хорошая»?
Она помолчала, словно обдумывая ответ, потом сказала:
– Да.
Мы шли на юг, Ред-Ривер была в одном длинном квартале слева от нас. Сворачивая за угол, я услышал впереди звуки какой-то заварухи: крики и вопли людей, а потом в течение буквально нескольких секунд зазвенело разбитое стекло и сработало несколько противоугонных сигнализаций.
– Что за чёрт? – спросила Хизер.
Я вытащил телефон, щёлкнул по иконке приложения «Си-би-си». Первый заголовок гласил: «Джетс проиграли 4:5 в дополнительное время до первой забитой шайбы».
– Господи, – сказал я, когда завыли сирены, насколько я понял, охранной сигнализации магазинов; немного спустя мимо пронеслись две белые полицейские машины с включёнными мигалками.
– Нам лучше вернуться, – сказал я, но через несколько секунд услышал звуки погрома и позади нас. – Быстро! – крикнул я, указывая вдоль пустой на вид боковой улицы. Мы побежали, но Хизер, оставшаяся в чулках, после того как скинула туфли на высоком каблуке, не могла за мной поспевать. Я притормозил, но быстро осознал совершённую мной ошибку. Здания по бокам нашей улицы были в основном темны, но впереди, где её пересекала другая, я увидел бегущую на восток толпу и услышал в быстрой последовательности звук трёх разбиваемых окон и трёх присоединившихся к какофонии сирен.
По левую руку от нас над тёмным силуэтом четырёхэтажного офисного здания поднимались клубы дыма. Здесь же был узкий замусоренный проулок между двумя зданиями, и мы устремились в него. Вероятно, самым безопасным для нас было просто спрятаться, но Хизер потянула меня за собой.
– Пойдём! – сказала она. – Посмотрим!
Шум приближающегося вертолёта заставил меня ненадолго взглянуть вверх, и Хизер воспользовалась этим моментом, чтобы кинуться дальше по проулку, по направлению к ревущей толпе.
Я погнался за ней и вскоре догнал. Мы выскочили из проулка менее чем в двадцати метрах от пятерых мускулистых парней в тужурках «Виннипег Джетс», переворачивающих красную «Хёндэ Элантру» кверху колёсами; её противоугонка завывала, не переставая. Хизер остановилась как вкопанная, и я, должен признаться, тоже: такие вещи обычно видишь по телевизору, но видеть их своими глазами – совсем другое дело. Ветровое стекло рассыпалось на осколки, когда крыша машины провалилась под её весом. Парни осмотрели дело своих рук, и один из них прокричал: «В жопу «Дьяволов»!» Остальные подхватили его клич, подняли сжатые кулаки к тёмному небу, и, к моему крайнему изумлению, их примеру последовала моя сестра, выкрикнув: «В жопу «Дьяволов»!»
Это не было «Прыгай! Прыгай! Прыгай!» – но правда оказалось заразно.
– Хизер! – крикнул я. – Ради бога!
Банда двинулась дальше, и, вместо того чтобы двинуться в противоположную сторону, Хизер пошла за ними.
Правило выравнивания: выбирай направление, являющееся усреднённым направлением других членов стаи.
– Хизер! Ты рехнулась? – Я поспешил за ней. Пятеро в тужурках остановились, и моя сестра тоже, в некотором отдалении.
Правило разделения: избегай скоплений соседей.
Она повернулась лицом ко мне:
– Пойдём, Джим. Поживём хоть раз.
Хулиганы пытались перевернуть ещё одну машину, но то ли из них начал выветриваться алкоголь, то ли машина оказалась потяжелее той «Хёндэ», им никак не удавалось поднять её до точки переворота.