В тупике. Сестры - читать онлайн книгу. Автор: Викентий Вересаев cтр.№ 114

«Это верно, да! Конечно, одежды будут яркие. Блеклые, усталые тона платьев, годные для буржуазных гостиных, в этих огромных залах сменятся снова одеждами ярко-красочными, как одежды крестьян, дающие такие чудесные пятна на фоне зеленого луга или леса».

— Чего это ты не работаешь?

Перед нею стоял Юрка и удивленно смотрел на нее.

— Я в дневной смене работала. А сейчас просто пришла. Полюбоваться, Люблю наш завод. Думала я… Сядь!

Она ласково потянула Юрку за руку и заставила сесть рядом на окно.

— Думала, какую мы разведем красоту на заводах, когда осуществим все пятилетки.

Делилась тем, о чем сейчас думала, глядела в робко-любящие глаза Юрки. И вдруг опять почувствовала, как она одинока и как сумасшедше хочется теплой, ровной, не высокомерной ласки. Спросила:

— Ну, а как ты живешь?

— Да! Ведь я тебе не говорил: записываюсь в Особую Дальневосточную армию добровольцем. Охота подраться с китайцами. Спирька уже записался.

Лелька поглядела ему в глаза. Помолчала. И вдруг решительно сказала:

— Юрка! Не записывайся. Позовут — иди. А тут у тебя работа серьезная, нисколько не меньше, чем с китайцами воевать. Эх, ты! — И, как в прежние времена, взъерошила ему волосы. — Все ты о буденновской кавалерии мечтаешь! Когда поймешь, что у нас тут, на производстве, бои еще более трудные, еще более нужные?

А про себя подумала:

«Кроме же того, мне без тебя будет здесь очень одиноко. М-и-л-ы-й Ю-р-к-а!»

Он встал и сказал извиняющимся голосом:

— Нужно идти на работу.

— Я тебя провожу.

Взяла его за руку, и вместе пошли по направлению к вальцовке.

— Отчего, Юрка, никогда не зайдешь ко мне? Он смешался, поглядел в сторону.

— Я думал…

Лелька с усмешкой пристально поглядела ему в глаза, взяла под руку и прижалась к его локтю.

— Что бы там ни было, это дело не твое. Наших с тобою отношений это нисколько не меняет. Все остается по-старому. Юрка разинул рот от удивления.

— Приходи сегодня после работы. Поужинаешь у меня. Он быстро ответил:

— Приду.

— Ну, пока! — Ласкающе пожала концы его пальцев и пошла из вальцовки.

Юрка остановился перед своею машиною и долго смотрел на ее блестящие валы.

* * *

Уже полгода по заводу шла партийная чистка. В присутствии присланной комиссии все партийцы один за другим выступали перед собранием рабочих и служащих, рассказывали свою биографию, отвечали на задаваемые вопросы. Вскрывалась вся их жизнь и деятельность, иногда вопросами и сообщениями бесцеремонно влезали даже в интимную их жизнь, до которой никому не должно было быть дела.

Галошный цех, самый многолюдный на заводе, чистили в зрительном зале клуба. Председательствовала товарищ, чуть седая, с умными глазами и приятным лицом; на стриженых волосах по маленькой гребенке над каждым ухом. Когда в зале шумели, она беспомощно стучала карандашиком по графину и говорила, напрягая слабый голос:

— Товарищи, давайте условимся: будем потише.

Лелька быстро прошла чистку, — так неожиданно быстро, что у нее даже получилось некоторое разочарование, как на экзамене у хорошо подготовившегося ученика. Никаких грехов за нею не нашлось; и о производственной, и о партийной работе все отзывы были самые хорошие.

Быстро прошла и Ногаева. Выступила она, — грузная, толстошеяя, с выпученными глазами, — и, как всегда, видом своим вызвала к себе враждебное отношение. Заговорила ровно-уверенным, из глубины души идущим голосом, — и, тоже как всегда, лица присутствующих стали внимательными и благорасположенными. Она рассказала, как работала на фронте гражданской войны, рассказала про свою общественную работу.

— Будут вопросы?

Поднялась старая работница Буеракова и сказала с восторженностью:

— Какие там вопросы! Такая коммунистка, что просто замечательно. Сколько просветила темных людей! Я и сама темная была, как двенадцать часов осенью. А она мне раскрыла глаза, сагитировала, как помогать нашему государству. Другие, бывают, в партию идут, чтобы пролезть, в глазах у них только одно выдвижение. А она вроде Ленина. Все так хорошо объясняет, — все поймешь: и о рабочей власти, и о религии.

Хлопали. Конечно, прошла.

А с Матюхиной в конце вышла маленькая заминка. Вызвали. Взошла на трибуну, — курносая, со старушечьим лицом, в красной косынке. Начала, волнуясь:

— Я родилась в семье крестьянина, конечно, в Воронежской губернии… И родители мои, конечно, были бедные…

Потом овладела собой, хорошо рассказала, как ее деревню разорили белые, как пришлось ей скитаться, как голодала. Работала на торфоразработках, потом на кирпичном заводе. Там поступила в партию.

Посыпались наперебой любовные, умиленные характеристики.

— Все ее знают, что там! Работает, — прямо не налюбуешься, как работает.

— Такие кабы все мастерицы были, мы бы в три года пятилетку сделали.

— И к нам, работницам, имеет самый хороший подход. Один из членов комиссии спросил:

— А как у вас с партучебой?

— Учусь. Хожу в партшколу первой ступени. Только ничего не понимаю.

Хохот. А она прибавила очень серьезно:

— Что ж поделаешь! Председательница сказала, улыбаясь:

— Все-таки постарайтесь, товарищ Матюхина, понять. Вы хорошая производственница, это по всему видно, но партиец должен понимать и политическую сторону дела, для этого нужно учиться.

— Постараюсь.

Вдруг женский голос из публики спросил:

— А как у вас насчет политики в деревне? Не отказались вы от таких взглядов, какие мне два дня назад высказывали? Она мне говорила, что в деревне притесняют не только кулаков, но и середняков, что всех мужиков разорили. Говорили вы это?

— Да, говорила, потому что это правда.

Председательница насторожилась и с глазами, вдруг ставшими враждебно-недоверчивыми, спросила:

— Вы там были, сами все это видели?

— Была, видела. Мой брат в деревне. У мужика всего 130 пудов хлеба, а наложили 120 пудов. Подушки продают, самовары.

— Отчего же вы об этом не заявили? Злоупотребления всегда возможны.

— Заявляла.

Из зала раздались взволнованные голоса:

— Везде так!

Председательница посмотрела сурово. Она спросила Матюхину:

— Понимаете вы политику партии в деревне? Кто прячет хлеб?

— Кулаки.

— А кто нам помогает?

— Бедняки.

— А еще кто?