– Они скоро закончат. – Он улыбнулся, стараясь выпускать дым так, чтобы не попасть на меня.
– Зачем тебе все это? – спросила я.
– Что именно?
– Мне больше никто не помогает. Тогда зачем это тебе?
– Затем, Тара, что, возможно, я тебя понимаю. Я знаю, каково это – остаться в полном одиночестве. И когда мы чувствуем себя одиноко, нам непременно нужен кто-то рядом. – Он стряхнул пепел.
Я отвела взгляд, не зная, что сказать. Сумятица вокруг унялась, улица опустела, и все затихло. Собаки деловито копались в мусоре, а посреди дороги мирно лежали коровы. Женщины в полицейском фургоне тихо переговаривались. Я всмотрелась в их лица, надеясь разглядеть за толстым слоем косметики знакомые черты и узнать родные зеленые глаза. Но я видела лишь настороженность, преграждавшую дорогу улыбке. Из-за страдальческого взгляда они были похожи одновременно и на взрослых, и на детей, потерянных и не знающих, кто они.
– Пора ехать, – предложила Саира, и Раза завел машину.
Мы приехали в реабилитационный центр и дождались там Динеша с девушками. Я видела, как волонтеры помогали им вылезти из машины. Динеш подошел к нам.
– Сегодня арестовали сорок три проститутки, и двенадцать из них захотели остаться с нами, – сказал он Саире.
– Как это? Только двенадцать? – удивилась я. – Возвращаются? Неужели кто-то хочет вернуться в такое место?
– Некоторые остаются, другие возвращаются, – ответил Раза.
Не глядя на него, я ждала, что скажет Динеш.
– Не все попадают туда против своей воли, – объяснил Динеш, – мы спасаем только тех, кого к проституции принуждают. Однако некоторых девушек угрозами заставляют остаться. Одни боятся, что их родителей в деревне убьют. Другие просто не подозревают о существовании иной жизни, и сколько бы мы их ни убеждали, они нам не верят. Они давно утратили способность верить людям.
– Вот как? – Я все еще смотрела на него, словно не получив ответа на вопрос.
Он отвел взгляд.
– Нет, никто из них по описанию не похож на Мукту.
– Я вам не верю, – Я вскочила и направилась в комнату, где сидели девушки.
– Подожди! – крикнул Раза. – Динеш и Саира занимаются этим уже много лет, не мешай им!
– Не лезь! – огрызнулась я и зашла в комнату к девушкам.
Динеш и Саира последовали за мной.
– Кто-нибудь знает эту девушку? – Я вытащила фотографию, на которой мы с Муктой стояли перед Азиатской библиотекой.
Девушки, сидевшие ближе ко мне, покачали головами, а другие лишь с тревогой смотрели на снимок, которым я размахивала перед ними. Я сложила снимок вдвое, чтобы моего лица на нем видно не было, но ни одна из них Мукту не узнала. Раза, Динеш и Саира остановились на пороге, и я замерла, окруженная тихими женщинами, чувствуя, как ко мне подступает тоска.
– Нельзя терять надежду, – проговорил наконец Динеш и вывел меня из комнаты. – Мы провели облаву всего лишь в нескольких борделях, а их там намного больше. Чтобы отыскать девушку, похищенную столько лет назад, понадобится много времени. Наберись терпения.
Глава 25
Мукта
2001
В тот день в борделе было тихо. Это был первый день фестиваля Дивали
[64], и мужчины, похоже, праздновали его дома, с семьей. Из окна я видела, как в небе расцветали фейерверки, которые потом улетали за горизонт, туда, где их, возможно, видела и Тара. Когда бы я ни разглядывала разноцветье в небе, я всегда думала о Таре, размышляла о том, где она сейчас и смотрит ли в небо, как когда-то. Я решила, что когда ребенок родится и ее отдадут мне (в том, что это будет девочка, я не сомневалась), то я дам ей имя Аша. Это знак, понять который способна только Тара, потому что он связан с нашими общими воспоминаниями.
Тогда мы с Тарой были подростками и готовились праздновать Дивали – первый его день, как и сегодня. В воздухе звенел смех. На двери квартиры я нарисовала ранголи, зажгла масляные светильники и украсила их глиняные бока орнаментом. В то утро мы с Тарой понесли блюдо сладостей одной из подруг мамы Тары, живущей через дорогу. Все вокруг утопало в огнях, здания пестрели рисунками и украшениями, прохожие махали друг дружке рукой и говорили: «Счастливого Дивали!»
По дороге мы заметили небольшую группу зевак и из любопытства протолкались вперед. Увиденное было похоже на куклу – хрупкая и миниатюрная, она лежала на земле, замотанная в белую тряпицу. На холмике грязи на обочине виднелись следы собачьих лап – это собака раскопала сверток, вытащила его зубами и разорвала ткань, так что показалось лицо. Тут стоял смрад, и я решила, что это тянет со стройки неподалеку. Уходя, рабочие бросили там остатки еды, да вдобавок еще и туалеты не закрывались.
Таре захотелось потрогать ту куклу, она подошла ближе и протянула руку.
– Нет, не тронь! – закричала женщина из толпы.
Мы с Тарой отшатнулись, и какой-то мужчина оттеснил нас назад.
– Почему? – возмутилась Тара. – Это же кукла!
– Тсс. – Женщина снова заплакала и посмотрела полными слез глазами на куклу. Другая женщина, стоявшая рядом, заломила руки и заголосила, словно оплакивая умершего, а мы смотрели на нее как на умалишенную. Толпа вокруг нас росла, некоторые охали, другие шептали: «Кто же это сотворил?»
Я поглядела на их печальные лица, поразмыслила над услышанным и снова перевела взгляд на куклу. Я не сразу поняла то, что видели все остальные. Это была не кукла. На обочине лежал ребенок, которому исполнилось от силы несколько дней. Вскоре подоспели и полицейские, они разогнали нас и запретили заходить на территорию стройки.
По пути домой мы молчали. Знаю, Тара переживала не меньше моего. Той ночью я сидела на кухне, надеялась, что младенец попал на небеса, и думала, каково это – оставить мир, в который едва успел прийти, не знать своей матери. Может, малышка только рада была уйти, потому что она была девочкой и родителям оказалась не нужна? Во многих смыслах мы с нею были похожи. Выживи она – и ей пришлось бы узнать, насколько ее отцу сложно ее принять, и причина – простая, незамысловатая – заключалась в том, что отец не любил ее.
Посреди ночи на кухню пришла Тара. Я знала, что из-за увиденного она не может уснуть.
– Тоже не спится? – спросила я.
Она показала на небо:
– Думаешь, мы найдем ее там?.. Ту малышку?
– Конечно. Смотри, вон там появилась новая звезда. – Я тоже указала в небо.
– Думаешь, это потому, что она девочка?
– Может, и так.
– Какое, по-твоему, у нее было имя?