Я осталась одна и никак не могла решить, надо ли пойти следом за бабушкой и утешить ее. Шиям принес блюдо с печеньем. Я обеспокоенно улыбнулась, и слуга заспешил к бабушке. Я огляделась. Потолки в этом старом аристократическом доме были необычайно высоки, а сияющую люстру, казалось, повесили еще в колониальную эпоху. Стены увешаны фотографиями мужчин и женщин в облачении заминдари. Один из мужчин выглядел точь-в-точь как папа, только с элегантными усами и гневным взглядом, словно даже на фотографа сердился.
– Это твой дедушка. – Бабушка стояла рядом со мной, я даже не заметила, как она вернулась. – А все остальные фотографии – это другие твои предки. Раньше все было иначе, – она вздохнула, – я так рада, что хотя бы ты вернулась.
– Я бы давно приехала, просто папа говорил мне, что ты…
– Что я умерла. Да, это я ему посоветовала. Твой дедушка был очень… Скажем так: уживались с ним немногие. Он был строгим и неукоснительно следовал правилам. Он никогда не позволил бы тебе или твоей маме приехать в нашу деревню. А если бы вы ослушались… – продолжала она. – Знаешь, к женщинам здесь относятся иначе. Тут, в деревне, если девушка сбежит с мужчиной, ее и ее детей убивают.
– Да, ааи рассказывала. И она запрещала мне приезжать.
– Понимаю, – кивнула аджи и вздохнула.
– На самом деле я приехала в Мумбаи, чтобы отыскать одного человека, – сказала я.
– Кого?
– Аджи, ты, возможно, не знаешь, но много лет назад папа привез в Бомбей девочку.
– Ах, Мукту! Ну да, разумеется. Тогда, после всего, что случилось, она будто разучилась говорить. Это я настояла, чтобы твой отец забрал ее с собой. Тебе лет восемь было, да? Мать Мукты была местной проституткой, женщиной красивой и отзывчивой, но когда ты – дочь проститутки, судьба твоя решается в тот же день, когда ты рождаешься на свет. Здесь их называют девадаси – храмовые проститутки. Такие деревни, как наша, еще не избавились от этого порока.
– Храмовые проститутки?
– Да, девочек по традиции посвящают Богине, и они обслуживают заминдаров. Твой дедушка и его отец – мой свекор – постарались сохранить этот ритуал, поддерживали его. Почему бы и нет? Ведь они любили женские ласки. А я часто думала о девочках – им ведь было всего лет восемь-девять, когда их посвящали храму и отдавали в жертву традиции. – Она покачала головой и снова вздохнула.
– Девочки восьми-девяти лет? Становятся проститутками? Здесь и правда есть такая традиция?
– Да, она и по сей день существует. А Мукта была такой любознательной. Увидев ее, я подумала о тебе. Ее мать говорила, будто Ашок – отец Мукты. Ты, наверное, давно уже знаешь всю эту историю. Поэтому и приехала искать ее, вот только… – слова, слетающие с ее языка, превратились вдруг в далекие пронзительные отзвуки, – конечно, мы так и не смогли выяснить, была ли она и впрямь твоей единокровной сестрой. Тогда еще не существовало способов определить это. Но иногда мне казалось, что она действительно моя внучка.
Бабушка осеклась и вгляделась в мое лицо.
– Ты не знала… – прошептала она.
Я подошла к окну. Величественный старый баньян наблюдал за происходящим вокруг, а на небе сверкало солнце. И меня вдруг осенило: а что, если именно об этом дереве рассказывала мне Мукта? Значит, именно здесь они с ее аммой всю ночь дожидались, когда из ворот этого дома выйдет ее отец, то есть мой папа? Сквозь листву на деревьях проглядывали солнечные лучи и проплывавшие по небу облака – они словно играли со мной в прятки. Силы покинули меня, и я осела на диван.
– Пойми, твой папа ни в чем не виноват, – аджи уселась рядом со мной, – в юности он влюбился в мать Мукты, сраженный ее красотой. Позже он рассказывал мне, что для него эти отношения ничего не значили, однако совесть, словно засевшая глубоко под кожей заноза, постоянно мучила его. А потом он повстречал твою ааи – я и ахнуть не успела, как он заявил, что любит ее и что они собираются бежать. Твой дедушка ни о чем не подозревал до того самого дня, когда они сбежали. Он пришел в ярость и запретил мне видеться с сыном. Несколько лет я умоляла мужа разрешить мне встретиться с Ашоком, и шесть лет спустя он сжалился. Потом твой папа постоянно приезжал: рассказывал о жизни в городе, показывал ваши семейные фотографии, и твои тоже, и я ждала…
– Папа знал, что Мукта – его дочь?
Бабушка вздохнула.
– Он в это не верил. В том-то и дело. Он знал, что мать Мукты ждет его и рассказывает всем, будто Мукта – его дочь. Вот только верить в это твой папа отказывался. Говорил: «Мукта не может быть моей дочерью». К тому же он любил твою ааи, очень любил. Попытайся он помочь Мукте – и пришлось бы рассказать обо всем твоей маме. А расстраивать ее рассказами об интрижке с проституткой ему не хотелось. Разве мог он так поступить с ней? – С ее губ сорвался вздох. – Но на долю Мукты выпали ужасные страдания. Они поступили с нею так же, как и с другими девочками: сначала провели обряд посвящения, а потом надругались над ребенком. Эти твари обесчестили ее. Новости дошли до меня не сразу, и я спохватилась слишком поздно. Я заспешила на помощь, но несчастье уже случилось, и тогда я вызвала из Бомбея твоего папу. Он никак не мог решить, как ему поступить. В том, что она его дочь, он был не уверен – так он сказал. «Ее мать проститутка, откуда мне знать, что этот ребенок – точно мой? Ее отцом может быть кто угодно. И мать Мукты могла солгать», – убеждал меня он, но я не желала слушать все эти отговорки и заставила его забрать девочку с собой. Иначе Мукту было не спасти.
– Иначе не спасти? Но мы же относились к ней как к обычному беспризорному ребенку! Она пять лет работала у нас прислугой! Если папа хоть на миг допускал, что Мукта – его дочь, почему же он даже в школу ее не отправил? Ведь она могла получить образование и начать достойную жизнь!
Услышав в моем голосе гнев, аджи подняла голову:
– Тара, пойми же, твоему папе не приходилось выбирать. Если бы кто-то узнал, что вы с Муктой сестры, это разрушило бы твою семью. Твой папа… не знал, что предпринять. Ему хотелось защитить Мукту и дать ей дом, но в то же время он не мог отправить ее в школу и относиться к ней как к дочери – об этом твоя ааи и слышать не желала.
Меня захлестнули воспоминания: Мукта несет за мной школьный рюкзак, ждет меня возле школы, рассказывает, как ей хочется учиться и что однажды она надеется отыскать своего отца. И ведь все это было возможно.
– Папа говорил, что Мукта вряд ли его дочь? Ну а что, если мама Мукты не врала? Что, если Мукта… и правда его дочь? Ты сама как считаешь – мы с ней сестры? – спросила я.
– Тара, когда тебе хочется что-то увидеть, ты видишь это повсюду, и неважно, правда это или нет. А когда видеть не хочешь… – Она устало пожала плечами.
– Значит, точно ты не знаешь?
– Нет. Но скажи, неужели для тебя это так важно?
– Ну разумеется!
– То есть если она тебе не сестра, ты перестанешь ее искать? Если ты принялась ее разыскивать, значит, вы были очень близки. Ведь до сегодняшнего дня ты и не предполагала, что она окажется твоей сестрой. Тем не менее ради нее ты бросила все и приехала сюда из Америки. Подумай-ка сама, – она вдруг рассмеялась, – я знавала родных, кровных сестер, которые при возможности с радостью столкнули бы друг дружку со скалы. Позволь спросить: если Мукта не твоя сестра, неужели ты прекратишь поиски?