Ближе к вечеру, после школы, мы с подружкой сидели у нее дома перед телевизором, грызли чипсы и злословили об учителях-придирах и тупых восторженных учительских любимчиках. Вдруг передача резко прервалась и начался экстренный выпуск новостей. Удивительно спокойным голосом женщина на экране сообщила о взрывах. За ее спиной мелькали картинки – разрушенные стены, перевернутые машины, повсюду осколки стекла, люди с израненными лицами, окровавленные тела и густой черный дым.
Диктор перечисляла пострадавшие от взрывов объекты: Бомбейская фондовая биржа, паспортный стол, «Сенчури Базар», «Завери Базар», кинотеатр «Плаза»…
«Сенчури Базар» – эти два слова колокольчиком зазвенели у меня в голове. Ведь ааи так и не нашла никого, кто согласился бы ей помочь, и сама собиралась сходить в магазинчик возле базара. Вдруг с ней что-то случилось? Речь диктора вдруг превратилась в невнятную тарабарщину, мысли сбивались, уступая место оцепенению. Нет, с ней все в порядке – убеждала я себя. Помню, как бежала по улицам, расталкивая людей, проскакивала перед сигналящими машинами. Наконец я распахнула дверь подъезда, метнулась к квартире, с силой забарабанила в дверь, но никто не открывал. Мукта же дома! Или ее отправили за покупками? И ааи уже должна была вернуться. Я попыталась сунуть ключ в замочную скважину, но липкие от пота руки тряслись. Когда я все же открыла дверь и вошла в квартиру, меня встретила тишина. Я позвала ааи, и сердце откликнулось резкой болью.
– Ааи! Ааи!
Снаружи послышался приглушенный голос. Я выскочила из квартиры и увидела Мукту – улыбаясь, она неторопливо спускалась по лестнице.
– Не зря мне показалось, что кто-то дверь открыл, – сказала она, – ты куда подевалась? Я тебя наверху ждала, на террасе. Думала, ты хочешь поболтать.
Я глядела на ее улыбающееся лицо, на то, как радостно она подскакивает, и меня захлестнула ярость.
– Поболтать? Ты что, с луны свалилась? Деревенщина тупая! Ни черта же не соображаешь!
Удивление на ее лице сменилось обидой, но я безо всяких объяснений развернулась и побежала вниз.
Я забарабанила в дверь этажом ниже. Наш телефон уже несколько дней не работал, и я хотела позвонить папе от соседей. Дверь открыла соседка в халате, подружка ааи.
– Ты чего это? – воскликнула она. – Чуть дверь не выбила!
– Надо позвонить папе! Ааи – она сейчас там… – Голос у меня сорвался.
– Ох… – Она сочувственно посмотрела на меня. – Телефонные линии перегружены. Ни до кого не дозвониться.
Я сделала вид, будто не слышу, и проскользнула мимо нее в квартиру. Подбежав к телефону, я набрала номер, но услышала лишь короткие гудки. Пальцы еле шевелились, дыхание сбивалось, однако я снова и снова пыталась дозвониться. Соседка сперва стояла рядом, озабоченно глядя мне в лицо, а потом принялась мерить шагами комнату. Немного погодя я неохотно положила трубку.
– Я же говорила, – сказала она, – мой муж тоже где-то там. Я пыталась до него дозвониться, но…
Не дослушав, я выскочила из квартиры, решив добраться до папиной работы пешком. Возле подъезда я наткнулась на соседей – сегодня все вернулись с работы пораньше.
– Что ж, надо идти, – сказал один из них.
Ко мне подошел дядя Анупам.
– Я все знаю – там твоя мама, – проговорил он с напускным спокойствием, однако я уловила в его голосе страх и почувствовала, как меня накрывает отчаяние. Но Анупам не сдавался: – Туда многие наши соседи пошли, и твой папа тоже. Я встретил его по дороге сюда. Мы найдем твою маму, не переживай! – Он ободряюще похлопал меня по плечу.
– Я с вами!
– Нет, ты останешься здесь – возможно, ааи вернется сама. Слушайся меня и никуда не уходи. Ясно?
Говорил он громко и властно, и я послушалась. Наверное, я кивнула, потому что он улыбнулся, а затем развернулся и присоединился к остальным. Я уселась на ступеньки возле подъезда, высматривая ааи, представляя, как откроются ворота, она бросится ко мне и скажет, что волновалась я зря. Жильцы шли мимо меня, все они спешили – им самим было о ком тревожиться. В голове вновь всплывали картинки из новостей: вот рыдающая женщина укачивает своего мертвого сына, вот окровавленные тела на асфальте, вот проступают сквозь дым ошарашенные лица прохожих, а рядом виднеются расплющенные автомобили. Я представляла, что моя ааи где-то там, что самое страшное ее миновало и сейчас она на пути домой, к своим родным. И когда она откроет ворота, мне хотелось выглядеть спокойной, чтобы ааи сразу поняла – тревожиться не стоит. Но как бы я ни старалась сохранять хладнокровие, мне то и дело приходилось смахивать подлые слезы, наворачивавшиеся на глаза. Мукта сидела возле меня и молча сжимала мою руку, боясь сказать хоть слово – иначе я расплачусь. Я мысленно давала Богу клятвы никогда больше не обижать ааи, не дерзить ей и во всем слушаться. Я обещала всегда, когда она ни позовет, ходить с ней в храм и, самое главное, больше никогда не отказывать ей ни в единой просьбе.
Папа вернулся поздно, измученный и всклокоченный, в перепачканной кровью рубашке, бормоча что-то о погибших и о человеческой безответственности. Таким я видела его впервые. Я смотрела на взрослого мужчину в слезах – на моего собственного папу, который рассказывал мне истории о храбрецах, и сердце стискивала боль. Смахнув слезы, я потянула его за рукав и с трудом выдавила:
– Где ааи?
Он посмотрел на меня невидящим взглядом, но промолчал. Навин прошептал, что папа с дядей Анупамом переворачивали и осматривали тела, пытаясь найти ааи. Мы с Навином поднялись по лестнице следом за папой и дядей Анупамом. Подойдя к двери квартиры, папа вдруг осел на пол, словно у него не хватало сил войти в собственный дом. Дядя Анупам попытался поднять папу, как поднимают маленьких детей, когда учат их ходить.
– Тара, ты должна быть сильной, твоему отцу требуется поддержка, – сказал мне дядя Анупам.
– Что с ааи? – спросила я.
– Пока ничего не известно, – ответил он.
Проводив папу в квартиру, дядя Анупам усадил его на диван и ушел, забрав с собой Навина и Мукту. «Им сейчас надо побыть в одиночестве», – сказал он.
Какое-то время мы с папой просто молча сидели на диване, слушая тиканье часов в гостиной и каждую секунду надеясь, что дверь откроется и на пороге появится ааи. А потом папа сказал, что ему надо идти.
– Я должен искать твою маму. Бездействие ничего не изменит. А ты должна ждать меня дома, Тара… На тот случай, если… ааи вернется, – сказал папа на прощанье.
Той ночью я лежала в кровати, глядя на луну, а та смотрела на меня. Как же все вдруг изменилось, так резко и внезапно! Всего лишь сутки назад ааи укладывала меня спать и рассказывала сказку на ночь. Приготовила мне джалеби. Мне казалось, стоит зажмуриться – и время повернет вспять, а сегодняшний день не настанет.
Папа вернулся домой на следующее утро, совершенно подавленный. Вслух мы об этом не говорили, но оба опасались худшего – что тело ааи просто затерялось среди других. В тот день мы ходили по больницам, разыскивая ее останки.