День цезарей  - читать онлайн книгу. Автор: Саймон Скэрроу cтр.№ 7

Британник, пожав плечами, потянулся к своему кубку. Равнодушно отхлебнул, облизнул губы. Но примирительных знаков своим видом не подал. Воздух между этими молодыми людьми, казалось, густел от напряжения; находиться меж ними было крайне неуютно. И Семпроний, сделав для успокоения глубокий вдох, попробовал в этом молчании выстроить спасительный мостик.

– Я слышал, как вы оба поете, и у вас обоих превосходные голоса. Это действительно дар, которым можно гордиться.

– Какое здесь может быть место гордости, если это дар, посылаемый богами? – поставил вопрос Нерон. – Подлинный артист за свое совершенство должен бороться, поскольку оно – плод его, и только его трудов. Здесь нет помощи ни от богов, ни тем более от людей. Жизнь артиста – беспрестанная борьба. Мало кто это понимает. Но именно с этой мыслью я пробуждаюсь изо дня в день.

– Спору нет, – почтительно кивнул Семпроний. – Ведь на плечах у тебя, цезарь Нерон, бремя всего мира. На тебя взирает вся империя, нуждаясь в твоем твердом и справедливом правлении. Люди нашего великого города ждут от тебя хлеба и зрелищ, великолепных, как более нигде во всей ойкумене. Такие запросы – вызов мудрости любого, даже богоподобного человека.

Британник в ироничном сочувствии поднял брови.

– Дело в том, Семпроний, что мой брат не просто любой человек. У него душа артиста, и смерть каждого живого существа он воспринимает как трагедию. Быть может, было бы милосердней снять с его плеч это тяжкое бремя правителя: пускай спокойно развивает в себе дарование, которое сможет преподнести римскому народу в словах и музыке… Пусть голос его льется песней, а не скрежещет указами правящего деспота.

– Довольно! – вспыхнул Нерон. – Я сыт по горло твоим злословием, братец. Вот уж воистину сердце зме́я. И голос его – гадючье шипение…

Нерон вдруг смолк, а через секунду в глазах его зажглись злобисто-лукавые огоньки.

– А знаешь что, дорогой мой Семпроний? Пожалуй, есть один способ испытать подлинную даровитость моего брата. Способ единственный. Устроить состязание. Певческое.

– Состязание? – растерялся сенатор. – Где, здесь? Прямо сейчас?

– А почему бы и нет? – Нерон уже вскарабкивался на ноги. Выпнув из-под себя подушку, он громко хлопнул в ладоши, привлекая к себе внимание гостей. – Друзья мои! Внемлите!

Публика снова умолкла, обернувшись к главному столу – на этот раз с любопытством.

– Сядь, – тихо, но жарко шикнула на сына Агриппина. – Перестань дурачиться. Ты теперь император, а не дворцовый недоросль. Надо же соблюдать хоть какие-то приличия.

– Нет, – тоже вполголоса парировал Нерон. – Надо показать этому молокососу, что больше он дерзить мне не может. Преподать ему урок.

– Но…

– Мать, тихо, – осек ее властно уставленный палец.

Агриппина, нахмурившись, хотела что-то возразить, но одумалась и лишь смиренно кивнула:

– Как пожелаешь, милый.

– Вот именно. Как я пожелаю. Теперь мой черед указывать народу, что делать.

Выставив чуть вперед ногу, Нерон в позе величественной статуи обратился к гостям:

– Дорогие мои друзья! Пока не последовала перемена блюд, мы в порядке ожидания, как оно обычно бывает в таких случаях, решили слегка поразвлечься. Мне тут подумалось: а что, если нам немного попеть? Насколько вам, должно быть, известно, я снискал себе некоторую известность тем, что, бывает, извлекаю голосом ноты. – Он с улыбкой склонил голову, и в эту секунду у него за спиной захлопал, не щадя ладоней, Паллас. К нему присоединилась Агриппина, а за ней Семпроний. Кое-кто из наиболее сообразительных гостей, вовремя смекнув, последовал их примеру; постепенно аплодировать начали и менее расторопные.

С полминуты молодой император купался в аплодисментах, после чего взмахом руки заставил аудиторию смолкнуть.

– Менее известно то, что устремления стать певцом вынашивает и мой брат Британник.

Последний с надменно-скучливым видом уставился куда-то вдаль, более ничем на слова Нерона не реагируя.

– Всем родителям известно, как любят соперничать меж собой родные братья и сестры, – продолжал Нерон. – И вот нынче мы с моим братом будем, состязаясь меж собой, развлекать вас пением. Вы же решите, у кого это получается лучше. Тому из нас, кто проявит себя достойней, выкажите свое одобрение ладонями. Ну, а наградой певцу, – приостановившись, он в легкой нерешительности потер большими пальцами указательные и, перехватив взгляд матери, неожиданно осклабился, – наградой будет это вот кольцо!

Не успела Агриппина пошевелиться, как Нерон, гибко подавшись, стянул с ее пальца перстень с рубином и поднял его на общее обозрение.

– Вот она, награда, вполне достойная и императора, и принцепса!

По лицу Агриппины тенью скользнуло недовольство, но императрица заставила себя беспечно рассмеяться.

Снова захлопал в ладоши Паллас, а гости, теперь уже понимающие, чего от них ждут, угодливо подхватили его аплодисменты.

– Не желая больше говорить попусту, представляю вам принцепса Британника, который на свой выбор исполнит вам песню. Выбор, скорее всего, будет не ахти, поскольку репертуар у него ограничен… Ну что ж, брат, яви себя. Спой!

– Не буду, – мотнув головой, сухо ответил Британник.

– Что ты сказал?

– Петь не буду. Для тебя.

Нерон повел рукой на гостей:

– Ты же не для меня. Ты для них.

– Не буду и для них.

– Будешь, братец. Потому что так тебе велит император. А его слово – закон.

– Закон, говоришь? – ощерил зубы Британник. – Твое слово для меня – пустой звук. А венец императора по праву рождения никогда тебе не принадлежал. Императором был мой отец. А твой был распутник и убийца, заслуживший свою раннюю смерть. В тебе не было и нет вещества, из которого сделаны императоры. Оно не присутствует в твоей крови.

Нерон пронзил его злыми, как булавки, гла-зами.

– Осторожней, братец, ты заходишь слишком далеко. Нашему отцу я дал слово, что с его смертью буду оберегать тебя. Но если ты станешь испытывать свою удачу на прочность, она может и не выдержать. И я изменю данному мной слову.

– Ты не посмеешь. Не осмелишься, пока основы твоей власти настолько шатки. До этих пор я буду оставаться невредим.

– До этих пор – да. Но кто знает, как долго это продлится? Год, может, два… Но когда основы моего правления упрочатся, я смогу поступить с тобой как пожелаю. До этих пор я действительно тебя не трону. Но могу достаточно легко тронуть тех, кто тебе близок.

Он повернулся к одному из преторианцев, что стоял рядом с Палласом.

– А ну-ка, ты, вынь меч и подставь к горлу этого цепного пса, – указал он на раба-телохранителя Британника. Раб мелькнул глазами на своего хозяина, но не успел тот пошевелиться, как преторианец, выхватив клинок и шагнув вперед, упер острие телохранителю под подбородок. Второй гвардеец сзади схватил раба за руки и утянул их ему за спину. Раб умоляюще смотрел на своего господина.