Элио поспешил вперед и опустился перед ним на одно колено:
– Фабер Джон. Мой повелитель. Я создан вашей волей…
– Ну что вы, встаньте! – сказал Фабер Джон. – Да, я и правда так велел, только не надо за это величать меня мойповелителем. Мне сейчас надо поскорее на площадь Эпох.
Он прошагал мимо Элио и двинулся вниз по ступеням.
Все поспешили за ним – было интересно, что он собирается делать на площади Эпох, – а Вивиан отметила про себя, что он по-прежнему слегка хромает.
Когда они спускались, то увидели, что в Городе Времени царит сумятица. Вивиан уже привыкла к тому, что земля трясется, как привыкаешь к тряске в поезде, и не замечала, что дрожь постоянно усиливается. А теперь тряска разошлась не на шутку. Ступени под ногами бурно вздымались и опадали, по ним ползли трещины. Было видно, как вдали тóлпы перебегают проспект Четырех Веков, чтобы добраться до реки и спастись, и Вивиан их прекрасно понимала. За очередным, особенно мощным подземным толчком последовал скрежет и протяжный треск где-то справа. Вивиан повернула голову и увидела, как золотой Купол Лет кренится набок и исчезает, взметнув огромный клуб пыли. Одна из металлических арок на проспекте покосилась, а синий стеклянный купол Миллениума вдали обрушился с громким перезвоном, и голубые осколки хлынули в реку Времени.
А Фабер Джон хромал себе вперед как ни в чем не бывало.
Вивиан поймала себя на том, что полностью ему доверяет. Когда они дошли до подножия лестницы, она бросилась бежать со всех ног по вздымающейся волнами дороге и нагнала его. Джонатан уже шагал рядом с ним, и Элио тоже – он нес Сэма на руках. Сэм опирался на плечо Элио с видом героическим и самодовольным. Когда Вивиан поравнялась с ним, он наградил ее двузубой улыбкой.
– Много придется восстанавливать, – заметил Фабер Джон, обращаясь к Вивиан. – В основном всякий эрзац, который тут понастроили уже после того, как я разделился.
Что-то случилось и с механизмом, который подсвечивал радужные ленты в арках. Теперь они извивались бешеными туманными каракулями и еще и хлопали, хотя первая арка вроде бы немного пришла в себя, когда под ней прохромал Фабер Джон с яйцом времени в руке.
– А вы знали, что будет? – спросила Вивиан, когда они вышли из-под арки.
– Во многом догадывался, – ответил Фабер Джон. – Большая глупость с моей стороны – все записать и оставить в Доме Ли, где их нашла эта жадная до встрясок неудачница. Но я тогда подумал, что надо оставить потомкам хоть какие-то намеки на случай, если что-то не заладится. Не хотел, чтобы ковчеги сгинули навсегда. Вот и оставил кое-какие документы, где более или менее точно описал, что я с ними сделал. Железный ковчег я спрятал не очень надежно, чтобы его относительно легко было найти, поскольку он самый слабый, и я решил, что даже если он попадет в плохие руки, это будет не страшно. И точно описал, где искать Серебряный, но постарался поместить его туда, где ориентироваться на местности очень трудно и, чтобы найти его, потребуются достижения науки и техники поздних этапов истории. А для Золотого перечислил три варианта местонахождения, чтобы запутать всякого, кто попытается его украсть. Большая удача, что я ни словом не обмолвился о Свинцовом. Я надеялся, что часть меня останется здесь, в Городе, и присмотрит за ним.
– А обо мне вы знали? – спросила Вивиан.
– Откуда?! Я и о себе-то не знал, – прокряхтел он. – Я, конечно, сразу понял, что ты самозванка. И узнал в тебе одного из хронопризраков. Поэтому решил от греха подальше взять тебя в ученицы и проследить, чтобы ты знала все самое важное. Только не проси меня решить, как быть с тобой теперь. Это епархия Владычицы Времени.
Ничего хорошего это не сулило. После этого Вивиан рысила рядом с могучей фигурой Фабера Джона молча; они по очереди прошли подо всеми арками, которые при этом чихали и оживали, и вот уже добрались до конца проспекта. Там уже почти никого не было, только пробегали к реке редкие прохожие. Когда Фабер Джон поравнялся с ними, рядом обрушился дом, и поперек дороги протянулась большая осыпающаяся груда щебенки. Мистер Энкиан испуганно отскочил в сторону.
– Энкиан, если хотите бежать из города, присоединяйтесь. – Фабер Джон показал на спешивших к реке людей.
Мистер Энкиан с тоской поглядел на реку, а потом вздернул подбородок с большим достоинством.
– Я с радостью и гордостью воспользуюсь случаем остаться и послужить городу! – отвечал он.
– Гнусная ложь! – припечатал Фабер Джон. – Нет, правда, Энкиан, если вы решите покинуть город, я вам слова не скажу.
– Ну… э… – выдавил мистер Энкиан. – Признаюсь, больше всего на свете я боюсь открытых пространств истории.
«Совсем как Джонатан!» – подумала Вивиан.
От этого она даже посочувствовала мистеру Энкиану. Возможно, и Фабер Джон тоже. Когда они перебирались через развалины дома, он сказал Джонатану:
– Если я когда-нибудь стану доводить этого человека, напомни мне, пожалуйста, что так нельзя.
Они поднялись по ступеням между Перпетуумом и Институтами грядущей и стародавней науки. Двойные купола Институтов вроде бы устояли. Фабер Джон прищурился на них с довольным видом. Перпетуум весь шатался, каждая ячейка его кособоких сот тряслась, но, похоже, держался – как будто был рассчитан на такие нагрузки.
– Хорошо, – сказал Фабер Джон. – Это все я сам построил.
И зашагал на площадь Эпох.
Она тоже ходила ходуном, но почти все здания уцелели, кроме штаба Дозора, от белого фасада которого отвалилось несколько больших кусков. На середине площади столпилось довольно много народу – все понимали, что здесь относительно безопасно. В основном это были горожане, но затесались среди них и несколько отбившихся от групп туристов и большая толпа эвакуированных детей, которые с опаской глядели на рушащиеся купола и дрожащие башни.
– Это бомбы, – донесся до Вивиан голос кого-то из эвакуированных, когда Фабер Джон устремился к толпе. – Нельзя нам здесь стоять. Нам надо в бомбоубежище.
Но при этом каким-то непостижимым для Вивиан образом по рядам туристов и горожан пронесся ропот:
– Это же Фабер Джон!
Когда Фабер Джон очутился у каменной плиты в середине площади, его окружило кольцо ошеломленных зевак, и все они, похоже, знали, кто он.
Тут Дженни оставила попытки организовать эвакуированных детей и бросилась к Джонатану:
– Ты цел! Что случилось? Что происходит, где Вив?
Она посмотрела сначала на Вековечного Уокера, потом на Рамону – и по ответным взглядам поняла, какая участь постигла семейство Ли. У нее стало такое лицо, что у Вивиан мелькнула мысль, от которой она вся похолодела: «Такое невозможно исправить. Никогда. Все кончилось очень плохо и лучше никогда не станет».
Фабер Джон остановился в нескольких шагах от груды мраморных осколков, сложил руки на груди и уставился на остатки плиты.