— Думаю, мои родители скоро разведутся, — сообщила она небрежным тоном.
— Они сказали тебе?
— Нет. Они вообще больше не разговаривают. Друг с другом, я имею в виду.
— Они в ссоре, и ты считаешь себя виноватой?
Сент-Ив не ошибся. Элла считала, что родители поссорились из-за нее, из-за разговора на последнем сеансе. Спаситель попытался ее разубедить.
— Твои родители высказали друг другу то, о чем до сих пор молчали. Ты совершенно ни при чем. Это их взрослые дела, им их и решать.
— Лично я вижу, что взрослые никогда ничего не решают. Мама с папой дуются друг на друга, как малые дети.
Спаситель не мог удержаться от улыбки.
— Иногда мне кажется, что я слишком быстро расту, — прибавила Элла. — Как Алиса от волшебного пирожка.
— Ты пустился в путь, рыцарь. Тебя уже никто не остановит.
— Это терапия так подействовала?
Спаситель постеснялся приписать себе эту заслугу целиком и полностью.
— Возможно, не обошлось и без терапии. Но главное, чтобы сам человек всерьез захотел развиваться.
Элла взглянула на книгу и тихонько прошептала: «Эллиот Кюипенс». Она словно видела свое имя на обложке.
«Небольшая доза мании величия девочке на пользу», — решил Сент-Ив, пока Элла купалась в лучах будущей славы.
— Папа считает, что лечение обходится слишком дорого, — сказала Элла, вернувшись на землю. — Но я не хочу его бросать.
Она посмотрела на Спасителя.
— Я ответила, что буду платить из своих денег. У меня есть на молодежном вкладе. Я попрошу банк перевести их на карточку. Но там есть срок, это сразу не делается. Так что сегодня я заплачу из подаренных на день рождения. Мне бабушка пятьдесят евро дала.
— Ты меня изумляешь, Элла! Тебе удается держать в равновесии воображаемый мир и мир реальный!
Но Элле все-таки было всего двенадцать, и она простодушно спросила, важный ли предмет для писателя латынь.
— Думаю, что важнее математики. Хочешь, обсуди это со своей латинисткой. Судя по всему, она к тебе хорошо относится.
— Не все так просто.
— Что не просто? Жизнь?
— Люди.
— А тебе не кажется, что сложная ты сама, Элла-Эллиот?
— Кажется, но вы же будете мне помогать?
— Буду, пока тебе будет нужна моя помощь.
— Мне хотелось бы, чтобы всю жизнь. — Элла вздохнула и прижала к себе покрепче книжку. — Мне тут так хорошо. Я тут чувствую, что я — это я.
* * *
Ну, а мадам Дюмейе стало гораздо лучше, после того как врач прописал ей легкое снотворное с успокаивающим эффектом, чтобы «продержаться до февральских каникул».
— Выше головы не прыгнешь. Что это значит, кто скажет? Ты, Ноам?
— Да. Я вчера смотрел по телевизору. «Миссия невыполнима» называется.
— Ляжешь раньше спать вечером — не скажешь глупость утром. — Учительница усадила Ноама на место. — У кого еще есть идеи? Ни у кого? Тогда вы напишете мне эту фразу тысячу раз в своих рабочих тетрадях.
Класс зашумел: «Тысячу раз! Нет! Мы не сможем! Это невозможно!»
— Невозможно! В этом и есть смысл этого выражения, — со смехом сказала учительница. (Да здравствуют успокоительные!) — И от нас не требуется невозможное, мы должны делать как можно лучше то, что можем. Вы можете списать это выражение в ваши тетради без ошибок?
— Да-а! — единодушно завопил счастливый класс.
Луиза ждала в школьном дворе сына и мечтала: вот сейчас Спаситель тоже придет за Лазарем, заметит ее и подойдет, держа руки в карманах. Такая милая непринужденность!
— Привет!
Луиза мгновенно слетела с облаков. С ней поздоровался Патрик, отец Осеанны.
— Я думал, сейчас не твоя неделя. — После ужина в ресторане он считал, что они перешли на «ты».
Луизе пришлось ему улыбнуться и объяснить: да, эту неделю детьми занимается отец, но Поль позабыл дома флейту. Пришлось еще добавить: да, у Поля уроки флейты по средам во второй половине дня. Луизе вовсе не хотелось все это объяснять, а хотелось сказать коротко и ясно: «Отвяжись!» Зато Патрик не сомневался: его внимание лестно для каждой женщины. Он продолжал обхаживать Луизу, а она твердила про себя, как мантру: «Отвяжись! Отвяжись!» Ей совсем не хотелось, чтобы Поль увидел ее рядом с каким-то мужчиной.
— У меня два билета на «Антигону» Ануйя в театр Сен-Венсан в субботу. Что скажешь? — сказал он, не сомневаясь, что Луиза будет в восторге.
— В субботу? — переспросила она, задумавшись и словно перелистывая свой еженедельник, трещавший от встреч и свиданий. — Нет, к сожалению, не могу.
— Тогда встретимся в воскресенье, во второй половине дня. Я заеду за тобой около часа.
Луиза казалась Патрику мягкой, готовой уступить, стоило только поднажать.
Луиза услышала, что звенит звонок; сейчас двери школы откроются, выбежит ее сын и увидит ее рядом с этим человеком…
— Я не свободна, — сказала она резко, едва сдерживая гнев. — Я встречаюсь с одним человеком.
— Ты с кем-то встречаешься? — недоверчиво переспросил Патрик. — Но в ресторане ты мне сказала, что снова живешь одна.
— Все не так просто, — отозвалась Луиза, чувствуя отчаяние. — В любом случае, я вовсе не одна.
Она заметила сына на ступеньках и ринулась к нему, крича как сумасшедшая:
— Поль! Поль! Вот твоя флейта!
Она ушла вместе с Полем и Лазарем, чувствуя на себе недоумевающий взгляд Патрика.
— У папы все хорошо, — сообщил Лазарь.
— Вот как? — удивилась Луиза, получив ответ раньше вопроса. — Я рада.
Мальчуганы ушли вперед и шагали рядышком.
— Мне нравится твоя мама, — сказал Лазарь.
— А мне нравится твой отец.
Поль обернулся и сказал Луизе:
— Мама! Ты бы поторопилась. Пора уже сходить и выбрать Чудика!
Хотя, наверное, даже Спасителю было бы сейчас трудно определить, кому стать Чудиком среди младенцев мадам Гюставии, этих розовых слизнячков с грязноватыми полосками будущей шерсти. Лазарь осмотрел всех с видом знатока и выбрал самого большого: наверняка мальчик!
— Этого оставь для Поля, — распорядился он.
Спаситель с трудом удержался, чтобы не поставить крестик фломастером на спине избранника.
— Договорились, — кивнул он.
* * *
Это был четверг, и Сент-Ив ждал к шести часам семейство Оганёр. Без Милены. Ее из состава семейства вычеркнули. В шесть часов пять минут перед Сент-Ивом появились Марион, ее мать и отец.