— Пошли! Быстрей! Быстрей!
Сент-Ив закрыл за ними дверь и привалился плечом к стене: голова закружилась. Устал до чертиков в конце недели. Это он-то, здоровенный мужик, рост метр девяносто, вес восемьдесят килограммов.
* * *
В эту субботу Габен уже как член семьи получил задание заказать на обед пиццы. Пока он уточнял по телефону, что «нужны одна „Королевская“, но без грибов, и одна „Деревенская“, но без лука», Лазарь перед ним нетерпеливо приплясывал, тыча пальцем в клетку с Гюставией.
— Что там? — спросил Габен, повесив трубку.
— Один малыш не шевелится, — трагическим шепотом сообщил Лазарь.
Габен понаблюдал за Гюставией. Четыре розовых гусеницы тихонько копошились, а одна, которую они уже отпихнули в сторону, не подавала признаков жизни.
— Ладно, подождем твоего отца, — сказал он. — Я не специалист по жмурикам.
Лазарь не стал спрашивать, кто такие жмурики, — он и так понял, что ничего хорошего.
По субботам Сент-Ив консультировал только до часу. В кухне Лазарь его встретил криком:
— Папа! Хомячок!
Не надо было быть ветеринаром, чтобы понять: пятый малыш, очевидно самый слабый в помете, не сумел справиться с трудностями жизни. Спаситель открыл клетку и достал из кучки сена кофейную ложечку, которую по совету все того же знаменитого хомячного сайта положил туда еще до родов Гюставии. Действуя с ювелирной осторожностью, он отделил мертвого хомячка от живых и убрал его ложкой. Лазарь отвернулся и не смотрел.
— Класс! — одобрил Габен.
Крышка мусорного бака из нержавейки закрылась. С несчастным случаем покончено.
— Они же не ВСЕ умрут? — горестно воскликнул Лазарь.
— Нет, конечно, — отозвался Спаситель, понятия не имея, чем дело кончится.
Курьер принес пиццу, и все повеселели.
Когда сели к столу, Спаситель счел, что настало подходящее время поговорить о той самой девочке, которая не верила, что у Лазаря мама была белая.
— Она дура, — мгновенно отозвался Лазарь и тут же спросил: — А почему у меня нет фотографий?
— Фотографий? Маминых? Понимаешь, в те времена… На Антильских островах… Там совсем не так часто фотографировались, как теперь, — с заминками принялся объяснять Спаситель.
— Да ты что? Правда, что ли, никогда не видел маму на фотографии? — удивился Габен с присущей ему непосредственностью.
— Конечно, видел, — кивнул Спаситель.
— Неправда! — возмутился Лазарь.
— Я тебе показывал нашу свадебную фотографию.
— Не показывал!
Лазарь смотрел исподлобья, не желая сдаваться. Не будь тут Габена, Спаситель стукнул бы кулаком по столу.
— Значит, покажу, — буркнул он.
— Когда?
Лазарь закусил удила.
— Ну! Когда покажешь?
Спаситель отложил нож с вилкой, встал и вышел. Конверт из крафтовой бумаги лежал всегда на своем месте: в спальне, в ящике тумбочки. Пока Спаситель ходил за фотографией, Габен и Лазарь переглядывались с боязливыми улыбками, поддерживая друг друга. Скоро он спустился со второго этажа, держа в руке большую фотографию. Свадебную. Множество людей позируют перед белым особняком в колониальном стиле. Человек тридцать стоят с искусственными улыбками — видно, фотограф попросил их сказать «чи-из». Габен не обошелся без своего коронного «класс!», а Лазарь дрожащими руками взял фотографию.
— Мама, — тихо сказал он, глядя широко раскрытыми глазами.
Да, наверное, папа показывал ему эту фотографию, но давно, и он ее позабыл. Высоченный Спаситель возвышался надо всеми, а новобрачная, Изабель Турвиль, казалась рядом с ним совсем крошечной: хрупкая, со светлыми волосами, светлыми глазами и, конечно, хорошенькая.
— А это кто? — спросил Лазарь, показав на темнокожую молодую женщину, еще один темный мазок в светлой гамме картины.
— Эвелина.
— Она кто?
Из папы приходилось вытягивать каждое слово клещами.
— Моя сестра.
— Черт! — воскликнул вдруг Габен.
В последнем ряду на фотографии он рассмотрел молодого человека с белыми волосами, которого немного заслонял его сосед.
— Ты о чем? — хором спросили Спаситель и сын.
— Я? Да так. Кое-что вспомнил.
Похоже, каждый из этой троицы кое-что вспомнил. Спаситель — об анонимном письме, в котором его обвиняли в убийстве. Лазарь — о другом анонимном письме, смысла которого он не понял, а Габен — о парне, который шатался тут поблизости и которого он принял за сыщика: это был альбинос с фотографии, только на несколько лет старше. У каждого оказалось по кусочку от общего пазла, но они не выложили их на стол, затаились в молчании, храня про себя свои секреты. Телефонный звонок вывел их из ступора.
— Доктор Сент-Ив? Это мадам Рошто, вы меня знаете, я мама Поля.
— Конечно, конечно. Чем могу служить?
— Я хотела бы маленького…
— Маленького?
— Хомячка, — поспешно прибавила Луиза. — Маленького хомячка.
— Значит, вас интересует маленький…
Луиза затрепетала, представив себе улыбку, скользнувшую по лицу Сент-Ива.
— Да, мальчика. Говорят, с ними легче. Растить, приучать, то есть приручать, я имела в виду.
Луиза сама не знала, что говорит…
* * *
Следующая ночь. Спаситель где-то после полуночи закрыл очередной психологический трактат под названием «Как рассмешить параноика» и прокрался к себе в кабинет, где уложил спать Габена. Парень не слышал, как он вошел, — он лежал в наушниках и странствовал по просторам «World of Warcraft». Сент-Ив похлопал Габена по плечу.
— What?
[20] — встрепенулся паренек.
— Теперь понятно, почему ты не спишь.
— Сегодня же суббота. И вообще, чего плохого? Ролевая игра. «Мир военного ремесла». Знаете?
— Еще как знаю. И знаю, как залипают в таких играх и перестают ходить в школу.
— Ну-у, скажете тоже! И вовсе не потому, — не согласился Габен, дернув плечом.
Взглянув со вздохом на экран, он с сожалением выключил ноутбук.
— Мне сегодня звонил твой директор и сказал, что ты вообще перестал ходить на занятия.
— Брехня. Я только на математику не хожу. Отстал, не догоняю.
— Ты вообще перестал посещать лицей, — строго повторил Сент-Ив, не расположенный разводить демагогию.
— Вообще, не вообще — какая разница?
— Большая разница: переедешь в интернат, и там учителя будут с тобой разбираться.