Спаситель просмотрел табличку:
— Видите, Мадлон, тревожность уходит. И я рад, что сегодня вы обошлись без скатерки на стуле.
Спасителю показалось, что Мадлон смотрит на него насмешливо.
— Я вижу, что-то произошло. Вы не такая, как обычно.
Мадам Бравон рассмеялась, но, возможно, желая скрыть смущение.
— Ты тоже ясновидящий!
— Значит, дело в ясновидящем целителе?
— Я не просила его убивать, — сказала Мадлон так, словно Спаситель обвинял ее. — Я просила перевести на него обратно порчу. Но он малость перестарался.
— Что вы имеете в виду?
— Мой шурин в субботу умер.
Спаситель на секунду замер от неожиданности. Нет, он не верил в магию. И все же в мире было немало таинственного…
— Отчего он умер?
— Не знаю. Мне сказал один знакомый, который знает и Лемпрерёров тоже. Он сказал: «Твоего шурина отвезли в больницу Флёри, и в субботу он умер».
— Я узнаю.
— Нет-нет, я не хочу ничего знать.
Спаситель не без колебаний предложил мадам Бравон в конце консультации новую порцию упражнений. Но, как он сам сказал своей пациентке, необходимо понять, что порча и мания чистоты — разные вещи.
Спасителю была интересна мадам Бравон, он со вниманием выслушивал каждого из своих пациентов, но все-таки понедельник для него был днем Эллы, вторник — днем Самюэля, среда — днем Бландины. Даже у него были свои любимчики.
— Элла?
Девочка сбросила куртку и осталась в новенькой обтягивающей матроске. Спаситель снова отметил, что фигура у нее плоская, как у мальчика. Элла уселась на кушетку и смотрела перед собой со скучающим видом.
— Иногда я сама не знаю, зачем к вам прихожу.
— Не видишь никакого смысла, — поддержал ее Спаситель.
Она покраснела:
— Нет, я рада с вами повидаться. Но у меня ничего не происходит. Мне нечего вам рассказать.
— Ты больше не пишешь?
— Мои истории не имеют отношения к моей жизни.
— «Литература — свидетельство того, что просто жить для нас мало». — Спаситель процитировал Пессоа
[54]. — Что происходит в мире твоего воображения?
— Ничего. Я хожу по кругу. Начинаю историю и бросаю. Начинаю другую и тоже бросаю. У меня истории без конца.
— А что тебе мешает продолжать их?
— Я не вижу продолжения.
— У твоих историй нет продолжения?
— Нет. — Элла пнула носком темно-синюю морскую сумку. — Все застопорилось.
Ее физическое развитие тоже застопорилось.
— А почему бы тебе не вести дневник? — предложил Спаситель.
— Дневник? Нет, это сплошная скука.
— Конечно, интереснее, если бы каждый день случалось что-то из ряда вон, но мы все-таки что-то переживаем, у нас возникают непростые чувства. Исследование внутреннего мира — тоже своего рода приключение.
Элла молчала, потом губы ее тронула слабая улыбка, скорее даже усмешка.
— О чем ты подумала?
— Что? А-а… О Call of Duty.
— Джимми. И что?
— Ничего. Говорит, что в меня влюбился. — Элла подавила смешок.
— А ты что чувствуешь?
— Он лох.
— Ясно. Но я спросил, что чувствуешь ты.
— Я как раз хотела с вами посоветоваться. Я не знаю, может, это ненормально?
— Что именно?
— Когда он меня при встрече целует в щеку, мне хочется умыться. Я как будто испачкалась.
— Испачкалась, — повторило эхо.
— Мне противно. Он сам мне противен. Я не хочу быть в его мыслях. Помните, я когда-то вам говорила, что хотела бы иметь волшебное кольцо? Становиться невидимкой. Есть люди, для которых я хочу быть невидимкой. Не хочу, чтобы они на меня смотрели. Обо мне думали. Хочу, чтобы меня для них просто не существововало.
— Какие мы в чужих глазах, в чужих головах, в чужих мечтах… — забормотал Спаситель.
— Если бы я однажды пришла в школу и мне сказали: «Представляешь? Джимми попал под автобус!», я бы, честное слово, подумала: «Супер, он больше не будет меня целовать!» — Элла взглянула на Спасителя, и взгляд у нее был испуганный.
— Это потому, что он навязывает тебе то, чего ты не хочешь: свои прикосновения. Ты хочешь, чтобы между вами была дистанция. Ты можешь протянуть ему руку при встрече.
— Могу, — обрадовалась Элла.
Спаситель задумался — может, стоит развить эту тему дальше? Спросить Эллу, как она относится к контактам с другими людьми? С отцом? С другими мальчиками? Вообще со всеми?
— Мне нравится, когда меня вдруг нечаянно принимают за мальчика, — сказала Элла, по-своему ответив на молчаливые вопросы Спасителя.
Главным просчетом Джимми было то, что он требовал от Эллы быть девочкой.
— Вот и хорошо, с завтрашнего дня буду пожимать ему руку, — заключила Элла. — Хорошо, что я к вам пришла. Со мной так часто бывает, сижу в приемной и идти в кабинет не хочется. А когда ухожу, будто камень с души свалился.
— Пиши, пожалуйста, — посоветовал Спаситель.
— Да. У меня появилась одна идея, пока я вас слушала.
Элла поспешила сказать, что, конечно, она внимательно его слушала, но при этом думала еще о чем-то другом.
— И о чем же ты думала?
— Это будет история девушки, которая носила мужскую одежду, и все будет происходить в Средние века.
Элла постоянно обыгрывала один и тот же сюжет, но теперь она уже не перевоплощалась в рыцаря Эллиота, она была переодетой в рыцаря девушкой.
— Ей придется жить среди мужчин, участвовать в турнирах, носить доспехи, сражаться мечом… Э-э-э-э, — недовольно протянула она, — это слишком похоже на Жанну д’Арк.
— Но все может кончиться не так плохо, — предположил Спаситель.
— Ну да, она выйдет замуж за епископа Кошона! — насмешливо отозвалась Элла.
— За епископа Кошона, — повторил Спаситель.
— Вы же знаете, он приговорил Жанну д’Арк к костру.
— Все мужчины свиньи
[55], — процитировал Спаситель расхожее мнение.