Имя Зверя. Ересиарх. История жизни Франсуа Вийона, или Деяния поэта и убийцы - читать онлайн книгу. Автор: Яцек Комуда cтр.№ 96

А потом остановился, когда вырос перед ним тяжелый фасад собора Сен-Этьен.

Узри суд.

Он быстро двинулся к богатому резному, сводчатому порталу под огромной розеттой, где выглаженные ветром и дождем барельефы изображали Иисуса Христа, восходящего на небеса. Он отворил двери и вошел в большой мрачный неф, перечеркнутый полосами света, сочившегося из узких окон.

Окаянец опустился на колени, перекрестился, хоть в последнее время вера его в посмертное наказание весьма ослабла, а потом двинулся на поиски. Осматривал статуи и образы святых, сцены Страстей Господних, резни младенцев, водил взглядом по каменным статуям ангелов, дьяволов и чудовищ, проходил под огромными колоннами, миновал горящие свечи, лавки и молельни.

Искал.

И наконец неподалеку от алтаря, в боковой часовенке, увидел он суд. «Страшный суд». Диптих, нарисованный на двух больших деревянных досках. На левой умирал на кресте Христос и двое разбойников, на правой же – сам Сын Божий восседал на небесах в окружении слуг и двенадцати апостолов, прославляемый Марией. Ниже – конец света, и, как оно бывает при конце света, трупы выходили из могил, одни летели прямиком в рай, а другие сбрасываемы были дьяволами в адские бездны. А над безднами стоял, широко расставив ноги… Архангел Михаил с…

Вийон пал на колени. Но не перед Иисусом Христом. Не перед Последним судом. И тем более не перед архангелом Михаилом.

Ноги его подогнулись, когда увидел он меч божьего вестника.

Это был ТОТ меч! То самое оружие, которое он увидел в подземной часовне у Ру.

Как такое могло быть?

Или Ру был ангелом? Вийон даже засмеялся от подобной мысли. Ангел? К черту! Сиятельный высший архангел, похищающий и пытающий людей в подземной часовне? За что бы ему предавать их столь страшным мучениям?

И разве убийца был ангелом? Но, сто фургонов прогорклой адской смолы, где тогда его крылья? Получается, что либо Ру позировал как ангел справедливости, либо во всем этом таился куда более глубокий смысл. Однако Вийон пока что не мог его отыскать. А может, убийца лишает жизни людей, представленных на аллегории Последнего суда, как делал это Стилетто некоторое время назад в Париже?

Он внимательно осмотрел диптих, но ни одна из представленных там фигур не напоминала Майо или того неизвестного человека, которого они с Петром Абрревоем замучили несколько дней назад. Это был неверный след. Загадка казалась куда сложнее, чем он предполагал.

«Что же теперь остается? – подумалось ему. – Возможно, проверить, что случилось с вещами Майо? Может, какой-то след обнаружится в его доме?»

Он перекрестился, поднялся с колен и вышел.

Кто-то находился в комнатах Майо, на втором этаже дряхлого жилого дома неподалеку от рынка. Поэт услышал это еще на ступенях – а обостренный слух редко когда подводил вора. Сверху, из-за приоткрытых дверей, доносился явственный шелест бумаг, скрип досок пола и тихое постукивание.

Когда низкая, бесформенная и кряжистая фигура заслонила вход, Вийона уже не было на лестнице. Притаился он внизу, подле балюстрады. Когда на лестнице застучали шаги, он сжал в руке чинкуэду. А когда незнакомец сбежал со ступеней – прыгнул ему на спину, замахнулся и с силой рубанул сверху, целясь рукоятью в лысую голову, что высовывалась из-под потрепанного капюшона.

Таинственный мужчина не успел даже вскрикнуть. С тихим стоном повалился на брюхо, вытянувшись у ног вора. На всякий случай поэт добавил еще раз – теперь в висок. А потом перевернул незнакомца и… онемел.

Это был хромоножка, которого он видел подле самого Ру. Он сразу узнал опухшее, обрюзгшее, безволосое лицо, кривые руки, горб слева на спине и короткую вывернутую ногу. Осторожно проверил, не слишком ли сильно ударил. К счастью, Вийон нанес удар расчетливо, недомерок был жив. Поэт связал руки лежавшего его собственным ремнем и пошел на рынок, чтобы найти мешок побольше и тачку.

Спустя почти три четверти часа хромоножка сидел в старой комнате пыток в одной из башен, от которой у Вийона, как помощника палача, имелся ключ. Руки уродца были связаны сзади и прикреплены к цепи от страппадо. Сперва вор выплеснул на него ведро ледяной воды, потом несколько раз ударил по лицу, наконец подтянул кверху на цепи. И только тогда калека открыл глаза.

– Сюрприз! – ощерил поэт в улыбке зубы. – Приветствую в наших скромных чертогах. Узнаешь меня, калека? Знаешь, кто я такой?

– Ррру… господин… Я…

– Боюсь, что господин твой – далеко. И не услышит голоса слуги, пусть бы тот и вопил что есть сил. – Вийон подошел к блоку, через который была переброшена цепь. – Но сперва кое-что для разогрева.

Он потянул, и, когда веревка приподняла его вверх и поставила на ноги, горбун заорал. Вийон придержал рычаг, заставив пленника балансировать на кончиках пальцев.

– И как мы себя чувствуем? – спросил, подходя к калеке. – Не нравится быть в роли жертвы?

– Ты стервь! – горбун застонал. – Ты обманщик! Ты вовсе не сельский дурачок, как говорил тот песий сын Абрревой! Ру тебе кишки вырвет! И прикажет их сожрать!

– Во-первых, Ру, как я уже говорил, далеко. А во-вторых, ты станешь говорить, только когда я об этом попрошу.

Вийон дернул за веревку. Горбун взвыл, когда плечи его чуть не выскочили из суставов, а горб отчаянно затрясся. При обычных обстоятельствах поэт, возможно, и посочувствовал бы несчастному калеке, но нынче он все еще видел перед собою лица жертв Ру, умирающих в муках, а потому в сердце его не было ни грана милосердия. Да и было ли оно там когда-нибудь? Может, только неразделенная любовь к поэзии.

– Ты понял, что я тебе сказал?

Калека судорожно кивнул. Вийон несколько ослабил веревку.

– Тогда начнем, шаг за шагом. Ты здесь, чтобы напеть мне все, что знаешь насчет того урода Ру, скрывающего лицо за собачьей маскою. И ты либо расскажешь мне все то, что я хочу услышать, либо уже завтра рыбаки выловят тебя из Лота и будут удивляться, каким таким образом ты попал под жернова всех семи городских мельниц. Я хочу знать, кто такой твой господин, откуда он взялся и зачем пытает людей.

Калека захохотал, брызгая слюною.

– Ты угрожаешь мне смертью? – спросил. – И веришь, палаческий прислужник, будто смерть имеет для меня хоть какое-то значение? Ну, давай же, бей меня! Тяни за веревку! Только закончишь то, что годы назад начала моя мать, мать ее так. Она тоже хотела меня убить, потому как добрые люди приказали ей сбросить плод. Как видишь, ей это удалось не до конца.

– Смерть – это и правда слишком легкая кара для тебя, – пробормотал Вийон и грубо потянул за веревку. Горбун завыл, сложился почти напополам, задрыгал ногами, а поэт скривился, услышав хруст его суставов. – Но если уж мы начали, то могу отрубить тебе руки и ноги, тщательно перевязав раны. Мы, палачи, знаем в этом толк. Будешь жить, но станешь живым мешком. Люди будут сбегаться, чтобы взглянуть на тебя на ярмарках. И вот вопрос: ты хочешь и дальше хромать на своих кривых ножках и потому начнешь говорить или же я ошибаюсь в твоих намерениях?