Имя Зверя. Ересиарх. История жизни Франсуа Вийона, или Деяния поэта и убийцы - читать онлайн книгу. Автор: Яцек Комуда cтр.№ 68

– Я увидел печать сатаны, дорогой отче. – Вийон почти прижал губы к решетке исповедальни. – Выжженную на заднице мерзейшей и самой молодой из вавилонских блудниц. Представляла она косой столп в гербовом поле, увенчанный посохом прелата. И я согрешил, поскольку засомневался в добрых намерениях некоего благочестивого мужа. Ибо печать оная, несомненно, оставленная рукой диавола, слишком напоминает герб одного благочестивого священника, пробста из прихода Святого Лаврентия в парижском Темпле.

Священник не сказал ничего. Не вздыхал, не ругался, не злился. Не произнес ни единого слова.

– Наверняка отцам-доминиканцам ^[94] было бы интересно, почему печать, выжженная на заде малышки Жанетт, так напоминает ваш герб, преподобный отче. Также опасаюсь я, что множество набожных горожан были бы разочарованы, что прелат, которого считают они святым, предается греховным утехам в объятиях распутниц с Глатиньи. Дорогой отче… Я знаю, куда ты ходишь вечерами и какие у тебя желания. Ты хочешь исповеди от меня, а потому я честно признаю все твои прегрешения. Я знаю малышку Жанетт, а также других веселых галлициек, что составляют ей компанию. Все они – прекраснейшие кариатиды из Коринфа, входящие в мое стадо, отче. Угождали они вам как умели, ваша милость прелат. На ложе, на полу, сзади, спереди и на кресте…

– Ave Maria, gratia plena, Dominus Tecum, benedicta es in mulieribus et benedictus fructus ventris Tui Jesus. Sancta Maria, Mater Dei, ora pro nobis peccatoribus ^[95]…– длилось вокруг перешептывание, покашливание, низко над полом разносился голос старых бабищ в нахлобученных чепцах.

– Были у вас пожелания, достойные кардинала – да что там! самого Святейшего Папы! – шипел с ненавистью Вийон вглубь исповедальни. – Не хватало вам уже, говоря на латыни, позиций a tergo ^[96] и per os ^[97], которые плебс кличет «раком» и «святого Франциска», но хотели вы штурмовать прелести моих доченек своим святым хером через задние ворота…

– Из глубины взываю к Тебе, Господи: к Тебе, Боже, из юдоли слез и узилища мизерного, – пели бедняки в церкви Святого Лаврентия. – Ибо нет в мире того, кто помог или падающего поддержал: ревностная зависть, притворное приятельство, жадность ненасытная ^[98]…

– Призывали вы их к себе всякую ночь, всякую неделю, дабы погрузить вашего капуцина в теплую норку греха по самые яйца. Подговаривали, дабы устами, что должны бы петь псалмы, нежили они ваши достоинства, а причастие святое принимали из вашего петушка.

– Так человек человеку – волк, и что ему доброе имя; и поныне душа от лукавых врагов в осаде пребывает… ^[99] – продолжала паства, собравшись вокруг исповедальни.

– Были вы столь закоснелым во грехе и преступлении, что не жалели и кнута; хлестали их перед крестом и на кресте, не останавливались пред тем, чтоб искалечить и избить младшенькую, которой выжгли вы на заднице герб свой, отче. Но слишком уж натрудили вы свою карающую длань, ибо нашелся грешник, человек никчемный, обреченный на вечную погибель. Некто вроде меня, кто с ужасом узнал герб вашей благочестивой парафии, в которой случаются истинные чудеса, а люди на мессах плачут слезами Христа. Герб, выжженный на грешном заду молодой шлюхи, столь же гладком и круглом, как купола древних соборов, но остающемся только инструментом греха и разврата.

Священник все еще молчал. Но Вийон услышал его быстрое дыхание.

– Сидите вы тут, отче, и отпускаете грехи виновным, раздаете покаяние простачкам; видите песчинку в глазе брата своего, а бревно в собственном не замечаете?

Вийон прервал себя. Рядом пели псалмы, молились и всхлипывали. Однако молчание прелата поэта удивило. Думал он, что священник станет метаться, обрушивать на его голову проклятия размером с камни осадных катапульт, что в конце концов изгонит его из исповедальни, а может, даже призовет верных, чтобы те накостыляли пришлецу. А между тем ответом на обвинения Вийона было глухое молчание. Он не знал, сидит ли прелат как оледеневший или кипит от гнева, а может, даже заснул или погрузился в молитву. Так или иначе, поэту и сутенеру не оставалось ничего другого, как только залезать во все это еще глубже.

– Я мог бы преследовать вас, требовать иудиных сребреников за сохранение тайны, – говорил он глухо. – Но я этого не сделаю, пусть и не по доброте душевной. Ценой за мое молчание станет знание. Ваше преподобие, я хочу узнать правду о судьбах своих шлюшек: Марот из Шартра, которую называют Марией, и Марион Мадлен дю Пон, которую зовут Пикардийкой. Две девушки легкого поведения и еще более легкого нрава часто тебя проведывали, в последний раз – на праздник Благовещения Девы Марии. Говори, священник, что с ними случилось: куда пошли и что говорили. И если скажешь правду, я забуду о том, что ты проделывал с девками по ночам. Заставлю молчать малышку Жанетт, на чьем теле остались знаки твоего желания, и она никогда не скажет против тебя ни слова. Но если соврешь или преисполнишься гневом, клянусь увядшим членом святого Франциска, что донесу обо всем не только Псам Господним святого Доминика ^[100], но еще и покажу Жанетт присяжному судье из Шатле!

Вийон стукнул в стенку исповедальни, словно это он носил на голове тонзуру, и закончил исповедь, дав священнику Ноайю абсолюцию ^[101].

– Ты не знаешь, сын мой, что тут происходит… – тихий шепот священника проскользнул сквозь решетку словно змея. – Скажу тебе правду. Знаю, где пребывают женщины, о которых ты говоришь. Скажу тебе все, но только когда ты спасешь меня, честной мой человече. Потому что я в сетях диавольских, рядом с которыми последнее искушение Христа покажется невинными играми. Спаси меня, молю! Прошу! И узнаешь все, что захочешь узнать, отдам тебе все золото и все, чем владею.

Эти последние слова прелат проговорил, уже почти рыдая. Вийон почувствовал боль в колене, какая-то деревянная заусеница уколола его столь же сильно, как терние, извлеченное из мученической короны Христа.