Курланд говорил так, чтобы его слышали все. Но в первую очередь — Кубик.
— Империум подвергся испытанию, какого не знал с тех пор, как Император взошел на Золотой Трон. Если мы не выдержим это испытание, то нас ждет раскол и поражение — и мы не оправдаем доверия, оказанного нам Владыкой Людей. Если мы утратим единство, то лучшего мы просто не заслуживаем. А если мы падем — то во имя чего? Я — за Терру, и я — за Марс, да, потому что я — за Императора и Империум. Я встану на крепостную стену Галактики и дам отпор врагам. Я знаю, в чем мой долг. — Он заговорил тише, так, что его слышал лишь Кубик. — А вы?
Кулаки Образцовые прожигали себе путь сквозь последние метры стали, и вот наконец в Воротах Фарсиды образовалась брешь. Проход был достаточно высоким и широким, чтобы боевые братья прошли один за другим. Позади них танки окончательно смяли ряды Механикус и вставали оборонительным периметром вокруг Ворот, защищая проход на случай успешной эвакуации Урквидекса.
— По нам ведут огонь, — доложил Кейл с «Альказара достопамятного».
— Сколько вы сможете продержаться, не уходя с позиции? — спросил Тейн, едва переведя дыхание.
— Сколько понадобится, магистр ордена.
Кейл явно подразумевал, что при расчете на успех миссии другого варианта просто нет.
— Мы благодарны вам, командир.
Пронеслась новая волна воя ревунов. Шум стоял жуткий, как будто настал конец света.
Стоя у плеча Тейна, Алойзий сказал:
— Они не дадут нам осквернить гору Павлина. Уничтожат комплекс вместе с нами.
— Надеюсь, ты ошибаешься, — отозвался Тейн.
Впрочем, тут же на востоке и западе поднялись огромные орудийные башни на поршнях толщиной с ноги титана. Они поддерживали искореняющие макролучевики. С ледяным величием стволы толщиной с «Громового ястреба» начали поворачиваться и опускаться.
Алойзий был прав. Механикус были готовы изничтожить захваченные части комплекса горы Павлина слой за слоем.
«Хищники» и «Вихри» дали залпы по башням. Пустотные щиты вспыхнули там, где в них попали снаряды.
Тейн связался с Кейлом, пробираясь вслед за Алойзием по проплавленному в воротах туннелю.
— Командир, мне нужен обстрел всей зоны.
Тейн чувствовал, как цель миссии растворяется во мраке войны и приближается лишь еще более ужасное разрушение.
— Долг, — повторил Кубик.
Генерал-фабрикатор говорил медленно, делая паузы после каждого слога, словно анатомируя слово. Он встал.
— Я верю в честь Адептус Механикус, — сказал Курланд. — Я верю в их преданность Императору.
Снова молчание. Но не полная тишина. Курланд прислушался к щелканью и электрическому гудению, исходящим от Кубика. Он представил себе, что это звуки нерешительности, логических цепей, смыкающихся в пространстве выбора.
Кубик сказал:
— Ваша вера не лишена основания. Я осознаю свой долг во всех его аспектах.
Слова его, как всегда, были лишены человеческих интонаций. В металлическом гудении — ничего органического.
И они были наполнены внезапной решимостью.
Кубик повернулся к служителю Механикус:
— Высшая степень срочности. Прекратить огонь!
Курланд постучал по вокс-бусине, связываясь с главой хора астропатов. Вопрос своевременного прекращения войны более не стоял. Вопрос был уже в том, осталось ли кому ее прекращать.
— Цель найдена, — передал командир корабля Кейл с «Альказара достопамятного». — Будем стрелять по вашей команде.
За Воротами Фарсиды Образцовые оказались в обширной постройке, которая представляла собой одновременно зал для поклонения Омниссии и что-то вроде перекрестка путей — Великий Коридор Фулькрумита. К своду, находящемуся на километровом расстоянии, поднимались бесчисленные галереи. Сеть рельсов для магнитопланов, глубиной в десятки уровней, вела во все стороны. Главный коридор, достаточно широкий, чтобы по нему могла пройти фаланга «Гибельных клинков», где-то вдали расходился, и правая ветвь уходила под поверхность Марса. Воздух почернел от маслянистого дыма.
Рокритовые арки гудели от мерного шума, производимого машинами. Резкий, свистящий треск и разряды энергии порвали бы барабанные перепонки простого смертного. Ревуны здесь тоже выли, однако же бесчисленные служители Омниссии продолжали работу. Они ходили, облаченные в красные мантии, на ногах, как у насекомых, размахивая механодендритами, как ни в чем не бывало исполняя предписания вышестоящих.
Приказ стрелять застрял в горле Тейна. Он собирался стереть в порошок приличную часть горы Павлина. Образцовым было бы легче выжить при взрыве, чем под идеально точными искореняющими лучами. А если бомбардировка уничтожила те орудийные башни, техножрецы провели бы другую, еще более разрушительную атаку. Конфликт нарастал, как огненный шар. Он поглотил собой Образцовых и Адептус Механикус — и остановить его было невозможно. Оставалось лишь подпитывать его.
«Огонь», — подумал он, но снова замялся. Пока он медлил, с башен не последовало залпа. Высокие стены Коридора были целы. Этот отсек не разнесли на отдельные молекулы.
Кто-то другой тоже медлил.
— Магистр ордена? — спросил Кейл.
Кулаки Образцовые гулко пробежали по коридору. У них было лишь одно направление — вниз. У войны было лишь одно направление — эскалация.
Но почему-то возникла пауза.
У Тейна не было выбора. Нужно было воспользоваться преимуществом раньше, чем это сделает ван Аукен. Раньше, чем корабли Механикус уничтожат «Альказар достопамятный».
— Огонь!
Но тут Кейл начал что-то кричать. Слова стало возможно разобрать только через несколько секунд.
— Астропатическое сообщение, магистр ордена! Объявлено перемирие! Немедленно прекратить огонь!
Сообщение, которое Тейн уже и не надеялся получить.
Сообщение, которое он ждал больше, чем можно вообразить.
И именно потому у него были веские причины не поверить.
— Подтвердите.
— Подтверждение в процессе.
Он должен сражаться, пока не узнает, что приказ действительно исходит от Курланда. Это его долг.
Но ван Аукен тоже не стрелял.
Он решил, что поверить необходимо.
— Не стрелять, командир, — сказал он Кейлу.
Глава 3
Терра — Императорский Дворец
У себя, в казарме Последней Стены, Курланд снова и снова проигрывал запись того, как Тейн допрашивает Урквидекса. Он уже запомнил все до последнего момента. Война закончилась раньше, чем был исполнен приказ сделать из Урквидекса сервитора, — но совсем ненамного раньше. У него не было левой руки, а на правой кисти пальцы едва двигались, на черепе остались шрамы от подготовительных процедур.