– Ни малейшего шанса.
Хант кивнул.
– Хорошо, Майк. Спасибо за помощь.
Проводник щелкнул языком, и дворняга последовала за ним.
Ничего. Они остались с пустыми руками. Ханту вспомнился Джонни Мерримон с рассказом о девочке, которую нашли в Колорадо и которая провела целый год в подвальной нише с матрасом, помойным ведром и свечкой. Отвращение стало новым органом в животе, и чем больше он думал об этом, тем сильнее раздражался этот орган. Оказавшись на месте того полицейского, который первым нашел девочку, что бы он сделал в первую очередь? Поднял ее с грязного матраса и всадил все шесть пуль в рожу ублюдку? Смог бы, позабыв о семнадцати годах службы, взять и просто спустить курок?
Может быть.
И даже очень.
Некоторое время Хант наблюдал за тем, как Трентон Мур закрепляет тела в фургоне. Выглядел судмедэксперт примерно так же, как чувствовал себя Хант: посеревшим и усталым. Когда он снова поднялся на крыльцо, от него пахнуло запахом кофе и формальдегида, типичным запахом морга.
– Извини, что так быстро подбросил этих двоих, – сказал детектив.
Мур отмахнулся.
– Я все равно собирался тебе позвонить. Готов предварительный отчет по Дэвиду Уилсону.
– Оперативно.
– Что я могу сказать? Люблю свою работу.
Хант отошел в угол крыльца, подальше от двери и ступенек. Мур потянулся за ним.
– Рассказывай.
– Он был еще жив, когда упал с моста. Показания мальчика и мои выводы в этом отношении совпадают. Большинство явных повреждений ты видел сам. Сломанная нога, сломанная рука, многочисленные трещины. Все подробности будут приведены в итоговом отчете. Далее. Многочисленные ссадины от контакта с бетоном и камнями. Трещина глазной впадины с левой стороны. Семь сломанных ребер, тоже с левой стороны. Массивное повреждение внутренних органов. Внутреннее кровотечение. Пробитое легкое. Так вот, ничто из перечисленного его не убило.
– Объясни.
– Я обнаружил большой ушиб на горле. – Место ушиба, над ключицей, Мур показал на собственном горле. – Пострадали гортань и пищевод. Дыхательный путь подвергся воздействию значительного веса, что привело к полной его закупорке. – Судмедэксперт помолчал. – Так что, детектив, он задохнулся.
– Но Джонни оставил его еще живым. Дышащим и способным говорить.
– Ушиб на горле оставил след. Крайне неясный, заметный лишь под увеличением. Ни для снятия гипсового слепка, ни для сравнения с чем-то он не годится, но тем не менее определенно присутствует.
– След?
Мур болезненно скривился.
– След подошвы.
Хант ощутил холодок на потной шее.
– Кто-то наступил ему на горло. Наступил и стоял, пока Уилсон не умер.
* * *
Отчет Мура сказался на утреннем настроении Ханта. В деле зазвучала нота злобности, особой, ледяной жестокости, в которой проступало что-то личное.
Выбитый из колеи и сердитый, Хант вернулся в дом. Тела унесли, но черный рассвет только прибавил темных красок. В двадцать пять минут седьмого зазвонил телефон. Хант узнал номер – звонил сын – и поежился. Дел навалилось столько, что он и думать о нем забыл.
– Привет, Аллен.
– Ты не пришел.
Хант снова вышел на крыльцо. Посмотрел в серое небо, представил лицо сына.
– Знаю. Извини.
– На завтрак придешь?
Чувство вины только усилилось. Сын старался сделать как лучше, поправить отношения.
– Не могу.
Молчание. Потом…
– Ну конечно.
Хант сжал телефон. Сын ускользал, а он совершенно не представлял, что делать.
– Насчет прошлого вечера…
– Да.
– Я бы тебя не ударил.
Вздох и… связь оборвалась. Черт. Хант опустил телефон в карман и перевел взгляд на зевак. Сейчас они с мрачным интересом смотрели на фургон с телами. Все, кроме одного. Старик в грязной рубашке стоял на рельсах, придерживая одной рукой рваные штаны. Дряблые нижние веки покраснели, левая рука с зажатой в ней сырой сигаретой заметно дрожала. Несколько секунд он смотрел на Ханта, потом поманил скрюченными пальцами.
– Джон. – Йокам высунул голову. – Я сейчас вернусь. – Хант кивнул в сторону старика.
– Поддержка требуется?
– Отвали.
Подняться по песчаной насыпи к рельсам оказалось не так-то просто. Под багровым носом любителя выпить вился дымок, и Хант, подойдя ближе, заметил, что паралич затронул не только руку, но и бо́льшую часть тела. Ростом под шесть футов, с поникшими плечами и слегка кренясь вправо, как будто одна нога у него была короче другой, старик протянул руку. Седые волосы трепал ветер, а голос, когда он заговорил, вызвал у детектива ассоциацию с крекером.
– Можно доллар?
Хант посмотрел на руку. На обратной стороне ладони проступала размытая татуировка.
– Как насчет пятерки?
Старик сам вытащил банкноту из бумажника, сунул себе в карман и, облизав бледные, почти бескровные губы, зыркнул глазами вниз по насыпи с другой стороны рельсов. Проследив за его взглядом, Хант увидел рваный кусок зеленого брезента, засунутый под куст кудзу и почти невидимый. Увидел кучку пустых банок и круг почерневшей земли. Старик был бездомным.
Внезапно в глазах бродяги полыхнул страх. Тревога и напряжение прорубили на впавших щеках новые складки.
– Всё в порядке, – сказал Хант. – Никаких проблем. – Он достал еще одну бумажку. Старик закудахтал, голова его затряслась, в груди захрипело, а закончилось все сухим, надсадным кашлем. Что-то буро-коричневое ударило в сияющий рельс. Хант повернулся и увидел разбросанные под насыпью бутылки. Из-под дешевого вина, пивные на сорок унций
[21], и большие, объемом в пинту
[22], от недорогого бурбона.
– Видели, что здесь произошло? – спросил Хант, указывая на дом.
Взгляд у старика ушел в сторону, в глазах мелькнул страх. Он отвернулся, но детектив схватил за тонкую, как тростинка, руку и, не повышая голоса, сказал:
– Сэр, вы сами меня позвали. Помните?
Старик переступил с ноги на ногу. Кончики его скрюченных пальцев пожелтели от никотина.
– А… а… Ей нравилось разгуливать голой. – Он показал на окно ванной. – Смеялась надо мной. – Левый глаз у него дернулся. – Гребаная шлюха.
– Вы говорите о Ронде Джеффрис? – осторожно спросил Хант.
Подбородок у старика затрясся, но вопроса он, кажется, так и не понял.