Века перемен. События, люди, явления: какому столетию досталось больше всего? - читать онлайн книгу. Автор: Ян Мортимер cтр.№ 59

Не стоит, конечно, считать, что средний класс появился полностью оформившимся и за одну ночь. Во многих отношениях потребительство конца XVII в. стало лишь прелюдией для более мощных волн социальной мобильности в XVIII и XIX вв. Но в XVII в. структура европейского общества распухла посередине и заметно нависла над жестким поясом общественного контроля.

Можно было бы сказать, что именно этот век по-настоящему отделил Древний мир от современного, в котором люди стали уповать на помощь других людей, а не на Бога. В нем произошел сдвиг к светскому материализму, который заметен везде – от общественного договора Гоббса до методов ведения войны. В прежние столетия результат битвы считался показателем воли Божьей; в XVII в. его стали считать следствием того, как хорошо (или плохо) командир распорядился доступными ему ресурсами. Во многих других отношениях тоже кажется, что XVII в. породил современный мир: количество суеверий стремительно пошло на убыль, научный рационализм, напротив, находился на подъеме, а уровень насилия продолжал падать.

Впрочем, не все нововведения этого века можно назвать прогрессивным движением в сторону современности. Пуританство в Англии и Америке, которое началось со стремления к моральным и богословским реформам, приняло чудовищные формы. В 1636 г. пуританский проповедник из колонии Массачусетского залива Джон Коттон составил свод законов; согласно ему семейную пару, которая занималась сексом, когда у женщины была менструация, нужно было казнить ^[116]. В мае 1650 г. в Англии был принят Акт о прелюбодеянии, по которому за внебрачный секс полагалась смертная казнь. Рассказ о женщине из Девона по имени Сьюзен Баунти, обвиненной в прелюбодеянии, просто шокирует. Когда родился ее сын, ей дали на несколько мгновений подержать его, после чего отобрали, а ее отвели на виселицу. А всего через шесть лет на трон взошел Карл II – женатый, но имевший не менее восьми незаконнорожденных детей от шести любовниц. Просто голова кругом идет. А еще больше она идет кругом, когда читаешь о процессе Салемских ведьм 1692–1693 гг.: девятнадцать человек повесили, а еще одного раздавили насмерть за то, что он отказался выступать в суде. А потом мы вспоминаем все гражданские войны, революции и восстания, вызванные голодом и социальной несправедливостью. Несмотря на научное мышление, естественные права и буржуазную утонченность, современный мир рождался в муках. Он появлялся с трудом, крича, как младенец, окровавленный и голодный. Если нам сейчас кажется, что главное достижение XVII в. – рациональный подход к миру, то нужно вместе с этим и вспомнить, что десятки тысяч людей в это же самое время лишились жизни в «домах ведьм», на кострах и виселицах Европы.

Конкурентов за этот титул в XVII в. у нас трое: Галилео Галилей, Исаак Ньютон и Джон Локк. Но нельзя забывать и о менее известных именах, в частности, Уильяме Гарвее, Христиане Гюйгенсе и Антони ван Левенгуке. Из этих шестерых наибольшую заслугу в формировании современного мира обычно приписывают Ньютону. Но мы уже увидели, что людям понадобилось немало времени, чтобы осознать ценность его работ. Смысл выбора главного агента изменений в каждом веке состоит не в том, чтобы назвать человека, влияние которого проявилось через много лет после его смерти. По этому критерию главным агентом изменений в XII в. следовало бы назвать Аристотеля, а не Пьера Абеляра. Так что я поставлю на первое место Галилея. Он не только популяризировал научный метод, но и был ведущим производителем научных инструментов, а также специалистом в основах физики, хронометраже и астрономии. Он сделал больше, чем любой другой человек, живший в его или другое время, чтобы поставить под сомнение претензии церкви на обладание абсолютной истиной. Глубоко веря в свои научные открытия, ценой собственной свободы он защищал не просто набор научных знаний. Он защищал саму истину.

В 1738 г. разбойник, мерзавец и пройдоха по имени Бампфилд Мур Карью, самопровозглашенный «король цыган», был арестован за бродяжничество. Его схватили, когда он выпрашивал деньги у путешественников, притворяясь потерпевшим кораблекрушение моряком. На суде от него потребовали рассказать, где он был; услышав ответ «в Дании, Швеции, России, Франции, Испании, Португалии, Канаде и Ирландии», судья приговорил его к депортации в Мэриленд в Америке. Карью поблагодарил его за то, что его отправили в «Веселую землю» ^[117], и очень просто отреагировал на перспективу провести оставшуюся жизнь в рабстве: сразу после прибытия в Новый Свет он сбежал. Вскоре его схватили и надели на шею тяжелый железный ошейник. Это его не смутило: он сбежал снова, подружился с индейцами, которые и спилили ошейник. Потом «король цыган» отправился в Нью-Йорк пешком, выпрашивая на пути подаяние, и сумел инкогнито пробраться обратно в Англию. Вскоре после возвращения, прогуливаясь по набережной Эксетера под руку с немало настрадавшейся женой, он столкнулся с капитаном того самого корабля, который отвез его в Новый Свет. Момент вышел неловкий: по закону сбежавших после депортации нужно было вешать. Предаст ли его капитан? Да, черт возьми, так и вышло. Но Карью повезло: вместо того чтобы повесить, его снова отправили в «Веселую землю». Не стоит и говорить, что он опять сбежал и по пути домой пережил немало приключений. В 1745 г., в почтенном возрасте 52 лет, он надиктовал мемуары, и они стали бестселлером по всей стране. Даже через сто лет англичане еще рассказывали друг другу о «знаменитом девонширском разбойнике и похитителе собак», сравнивая его с Робином Гудом.

Карью входит в ту же категорию персонажей XVIII в., что и пират Эдвард Тич, известный как Черная Борода, и Генри Эвери, «король пиратов», чьи подвиги пересказывались вместе с приключениями многих других преступников из книги Чарльза Джонсона «Общая история ограблений и убийств самых знаменитых пиратов» (1724). Примерно к той же категории «героических злодеев» можно отнести и разбойника Дика Тёрпина; его биография была опубликована сразу после казни в 1739 г. Сотни подобных преступников прославлялись в дешевой литературе той эпохи и в драматических произведениях вроде невероятно популярной сатиры Джона Гея «Опера нищего» (1720). Все это прославление криминала может вас удивить. В конце концов, это же был век Просвещения, политической экономии и научных экспериментов. Еще это был век элегантности, гармонии и порядка: музыки Вивальди, Баха, Генделя, Гайдна и Моцарта, архитектуры рококо, мебели Джорджа Хепплуайта, Томаса Чиппендейла и Томаса Шератона, пейзажных парков Ланселота Брауна и Хамфри Рептона, изысканных скульптур Кановы, венецианских картин Каналетто и Гуарди и французских шедевров Ватто, Фрагонара и Буше. Даже в Англии наконец-то появились художники международного значения – Джошуа Рейнольдс, Томас Гейнсборо, Джозеф Райт, Джордж Стаббс, Джордж Ромни и Уильям Хогарт. Прежде всего это была эпоха революций – Американской, Промышленной, Французской. Но то, что эти преступники XVIII в. стали так знамениты, на самом деле не так и нелогично. Современное общество точно так же превозносит изгоев, маргиналов, подлецов и иконоборцев. Да и у Джона Гея нашлись последователи: криминальный детектив – один из самых популярных жанров, а фильмы о реально существующих преступных организациях вроде мафии смотрят миллионы. Рассказы о Карью, Черной Бороде, Эвери и Тёрпине нравились публике XVIII в. – она могла только мечтать о свободе и азарте, которые символизировали собой эти люди. Собственно, есть что-то очень современное в противоречиях XVIII в.: сочетание порядка и регулирования с романтическим импульсом, желанием сбежать. Это относится к большинству аспектов жизни, от секса и преступности до религии и оперы. По сравнению со вкусом предыдущих столетий, которые бывали солеными, кислыми, горько-сладкими или просто горькими в зависимости от ситуации, вкус XVIII в. был шипучим – похожим на фейерверки и струнные квартеты, вздымавшиеся над грязью человеческих трагедий.