Большая книга ужасов 72 - читать онлайн книгу. Автор: Елена Арсеньева cтр.№ 47

Глаза были зеленые…

Глаза были зеленые, а Серегина физиономия — он это очень остро почувствовал! — вдруг стала красной.

Почему бы это?!

— Так вот, Малинка, — спокойно продолжал монах, — хоть душу у тебя перехватило от того удара, все же она не хотела тебя покидать. Алкала, чтоб ее обратно позвали. Чуяла она, как сердце твое стучит, и ждала зова. Это самое главное — чтобы стучало сердце. Хоть потихонечку! Я сей стук расслышал — и душу твою окликнул. Остановил и возвратил… Неведомо, как сие сладить способен! Но таково присно: лишь гляну на умершего, абие вижу, стерво это или просто сиромаха впал в сон, схожий с навием, и восстанет.

— Абие… сиромаха… навием… — тупо повторил Серега. — Присно…

Проблемы с аудированием продолжались!

Однако у девчонки никаких таких проблем почему-то не было.

— Это слова из старославянского языка, — пояснила она. — Его все монахи должны знать, на нем ведь Библия написана и службы в церкви на этом языке идут. Абие — скоро, сиромаха — бедняк, навь — смерть. Присно — значит, всегда.

— Старославянский язык?! — поразился Серега. — А ты откуда его знаешь? У вас в школе проходят?!

— Нет, у нас только английский, — сообщила Малинка. — Но у меня мама в педагогическом университете работает и как раз старославянский преподает. Мы вообще-то в Нижнем живем, а в Суроватихе лето проводим, у нас здесь дача. Старославянский я, конечно, не учила, это же ужас что такое, у меня уши в трубочку сворачивались, когда мама что-нибудь вслух читала, но сейчас почему-то некоторые слова легко понимаю. Может, они у меня в памяти отложились, а от удара головой вспомнились? Может, у меня вообще прорезались необыкновенные лингвистические способности? Такое бывает, я видела одну передачу… Жаль только, что не по английскому эти способности прорезались. У меня столько трояков!

— У меня тоже, — утешил Серега, но не стал уточнять, что английский у них в школе второй иностранный, а по основному языку, французскому, у него только пятерки. — Но это очень здорово, что у тебя именно старославянский прорезался. Иначе бы мы тут оба бекали-мекали. А теперь ты будешь переводчиком.

— Буду, — согласилась Малинка. — Только переводчик раньше назывался «толмач». От слова «толма» — так. Понимаешь? Переводчик говорил так, чтобы его все понимали.

— Мать честная! — вздохнул кто-то рядом. — О чем же это вы лопочете, чада?! По-аглицки они обучаются, по-франкски… Изобилен белый свет чудесами, воистину так!

Это вздыхал монах, про которого ребята совсем забыли.

— Извините, — смиренно пробормотала Малинка, — это правда, мы заболтались. Вы говорили, будто чувствуете, кто умер, а кто нет. Расскажите хоть один случай, пожалуйста! Это ведь необыкновенно интересно!

«Вот подлиза хитрая!» — чуть не ляпнул Серега.

— Ох, лиса подхибная! — проворчал монах.

— Ничуть я не льстивая! — возмутилась Малинка. — Я правду говорю!

— Так и быть, поведаю одну историю, — смилостивился монах. — Помню, одна баба чреватая разродиться не смогла, да и померла. Схоронить порешили. А муж зело по ней убивался, даже руки на себя хотел наложить с горя. Легко ли: любимой жены лишиться и чадушки долгожданного враз!

Монах по-прежнему сыпал непонятными словами, но Малинка оказалась отличным синхронным толмачом, и Серега все понимал.

— Я говорю: не спеши, подожди! Чую: и она жива, и чадо живо. Вижу: душа ее у изголовья стоит и горькими слезами заливается. Однако ни муж, ни прочая родня мне не поверили. Снесли бабу на погост, зарыли. А я покоя не знал. Спать не мог…

И не выдержал: пошел в ночь после похорон на погост, где бедняжку схоронили. Глядь — а земля словно дышит!

Схватил какую-то палку, начал ковырять землю. И вдруг прибежал муж ее — у него тоже ретивое изнылось. Он догадался заступ прихватить.

Начали вдвоем копать что было сил. Отрыли гроб, сорвали крышку — мать честная! Баба-то родила в гробу! Ребенок живой, а сама она бездыханная лежит.

Ой, как завыл, как зарыдал ее муж!.. Понял, что зря меня не послушал, жену живую похоронил. А теперь она для него словно бы второй раз умерла. Кричит: «Любушка моя ненаглядная! Воротись! Не покидай!»

У монаха прервался голос, а Малинка громко всхлипнула.

У Сереги вдруг сдавило горло.

— Ну, разозлился я, — продолжал монах, — и кричу душе: «А ну, воротись! Не можешь ты мужика и дитятко обездолить! Довольно нагулялась — поди-ка домой!» И в ту же минуту бабенка эта ожила! Глаза открыла, вздохнула… Мужик схватил ребенка, подал жене. Младенчик зачмокал, родители слезы умиленные льют…

А я оглянулся, вижу — вокруг нас на погосте чуть не вся деревня собралась, и братия монастырская, и настоятель с ними… Той ночью он меня и проклял.

— Как проклял?! — в один голос воскликнули Серега и Малинка. И тут же она вдруг взвизгнула:

— Отдай мою ногу!

* * *

— Хотя запросто может быть, что это полная ерундятина, — бодрясь, сказал полковник Грушин.

Сапожников ничего не ответил, только кивнул.

Некоторое время так и ехали — молча.

Город закончился. Вот промелькнул столб с перечеркнутым красной линией названием.

Теперь нужно было сворачивать с шоссе на боковую дорогу, идущую параллельно железной, и там искать перекресток, где доктор Краев ждет сердце своего отца.

— Останови-ка, товарищ полковник, — сказал Николай Ильич.

— А что такое? — насторожился тот.

— Ну что-что — выйти надо на минуточку, — буркнул Сапожников. — Не понимаешь, что ли?

«Рено» остановился, Сапожников вышел, сделал несколько шагов назад, встал на обочине спиной к машине.

Полковник посмотрел на контейнер, оставшийся на переднем сиденье, и вздохнул.

— Этого не может быть, — сказал он с нажимом, убеждая сам себя. — Не может!

Сапожников вернулся, машина тронулась.

— Что-то стучит, — пробормотал Николай Ильич спустя несколько минут. — Ты слышишь?

— Багажник открылся, — определил полковник. — С чего бы?

— Ты разве не знаешь? — буркнул Сапожников. — Замок на багажнике — слабое место всех «Рено». Я свой два раза менял. Закрой скорей, а то нервы измотало.

Полковник вышел, захлопнул багажник… и в это же самое мгновение автомобиль стремительно помчался вперед.

— Коля! — крикнул он изумленно. — Ты с ума сошел?!

Но вопросы задавать было уже некому и ждать ответа тоже не от кого.

Итак, Сапожников все же решил выполнить хотя бы одно условие доктора Краева — приехать одному.

Теперь Грушину придется возвращаться пешком. У него нет ни машины, ни телефона, который так и остался под ветровым стеклом.