Смерть перед Рождеством - читать онлайн книгу. Автор: Кристоффер Карлссон cтр.№ 30

– Отлично.

Олауссон открывает дверь.

Первым делом я разрываю снимок на две половинки. Потом каждую из них – еще на две. И дальше продолжаю мельчить глянцевую бумагу, пока кусочки не начинают проскальзывать между пальцами. Но и после этого долго еще не могу успокоиться.

* * *

Не в силах усидеть на месте, я выбегаю в коридор, чудом не опрокинув рождественскую елку, хватаюсь за кофейный автомат, который долго еще плюется и фыркает, прежде чем выдать мне пластиковую чашку с дымящейся жидкостью.

В комнате напротив моей один из коллег занимается какими-то бумагами. Рядом с ним на мониторе крутится рождественский ролик. Сначала показывают румяного дядю с белой бородой и большим животом, растянувшегося на кухонном диване в какой-то лесной избушке. Не похоже, чтобы он был пьян или болен. Эта картинка сменяется другой, на которой трое детей – две девочки и мальчик – бегут по заснеженному лесу. При этом вверху экрана все время тикают часы, которые, должно быть, тоже что-то значат.

Я слежу за сменой кадров, чтобы ни о чем не думать. Это помогает забыть о «Собриле», равно как и о том, что дела мои как никогда плохи. В самом конце клипа дети вбегают в избу и принимаются будить мужчину. Без особого успеха, похоже.

Потом идет текст. Между тем кофе готов. Я возвращаюсь в комнату. Ролик пробуждает у меня воспоминания о детстве. Тогда Рождество пахло стеарином и хвоей. Мама наряжалась возле зеркала, в то время как папа развлекал нас с Мике. Прошлое уносит меня за собой в головокружительном потоке. Быть может, не случайно именно в этот момент звонит мобильный и на дисплее высвечивается: «Салем».

– Привет, мама.

– Привет, Лео.

Это не мама. В трубке раздается другой голос, одновременно радостный и печальный. Голос, которого я так давно не слышал.

– Привет, папа. – Я ставлю чашку на стол. – Как вы?

– Отлично. Мы только что позавтракали.

Мама ухаживает за папой в пансионате. Точно так же, как когда-то бабушка за дедушкой, Артуром Юнкером. Эта болезнь – наше семейное проклятье.

– Ты не унываешь, – говорю я.

– Ты, похоже, тоже.

– Мы с тобой молодцы.

– Занят чем-нибудь? Не помешал?

– Нет, ничего. Я на работе. Что тебе подарить на Рождество?

– Я… я не знаю.

Давно я не разговаривал с отцом так долго. Сам не знаю, что бы это значило, только мне вдруг становится страшно.

– Думаем собрать денег Мике на отпуск, – продолжает папа. – Пусть съездит куда-нибудь, а то он все время занят на своей работе.

– Конечно, – отвечаю я. – Мне добавить?

– Две тысячи. – Теперь его голос звучит глуше. – Или три, если не трудно. Мы дадим шесть, всего будет восемь или девять. Этого хватит на поездку ему одному. Если Мике и придется добавлять что-то из собственного кармана, то не больше тысячи.

– А он точно поедет один? – спрашиваю. – Кто ездит в отпуск в одиночку?

– Мике точно сказал, что хочет путешествовать один, – уверенно отвечает папа.

– Ну хорошо.

Мой папа непредсказуем. Еще вчера я смывал за ним в туалете, потому что сам он не мог управиться со сливом. А сегодня он не только звонит мне, но и делится планами и даже решает несложные арифметические задачи.

– Ну так что? – говорит он. – Поможешь?

– Разумеется.

– Наличными?

– Да, конечно, это веселей, чем получить рождественскую открытку. Cash is king ^[29], как говорится. Или я стал старомоден?

– Тот, кто говорит Cash is king, не старомоден. – Папа смеется. – Когда навестишь нас?

– Думаю, до Рождества выберусь… В крайнем случае на Рождество.

– Отлично. Мама хочет поговорить с тобой. Передаю трубку.

Пару минут телефон трещит и скрежещет, а потом я слышу мамин голос.

– Что это было, мама? – спрашиваю. – Звучит как…

– Я знаю, дорогой…

Я слушаю ее затаив дыхание.

– Но что это значит?

– Ничего, дорогой, ничего страшного… Просто иногда такое с ним бывает. – Дальше она говорит тише, переходя почти на шепот: – Думаю, он почувствовал, что это должно начаться, потому и передал трубку мне, чтобы ты не слышал.

– Но почему ты раньше мне об этом не говорила?

– Только не надо меня ни в чем обвинять. Не хочу обнадеживать тебя понапрасну, понятно?

– И это у тебя прекрасно получается.

– Ты тоже врешь мне иногда, признайся.

Наша беседа становится напряженнее, потому что поблизости пыхтит папа, который теперь пытается починить пылесос.

– Я должна помочь ему, – говорит мама. – Так мы договорились насчет Мике?

– Договорились, – отвечаю я.

Все как обычно.

* * *

Боже мой, как я далек от большого мира… Он провалится в тартарары – и никто в этих стенах ничего не заметит.

Я думаю о той фотографии, которую разорвал на мелкие клочки, и о том, что никогда никому не расскажу о ней.

На мониторе мигает значок – сообщение по внутренней сети. В Роламбсховспарке началась демонстрация. «Левые» экстремисты протестуют против высылки беженцев, просивших политического убежища. А «правые» – против того, что протестуют «левые». Возможное столкновение сторон чревато беспорядками, поэтому задействованы значительные силы полиции.

Мой телефон снова звонит.

На проводе Бирк.

– Уже управился? – спрашиваю.

Он звонит мне по домашнему номеру.

– Ты должен немедленно приехать ко мне домой.

– Зачем это? – удивляюсь я. – Я не знаю даже, где ты живешь.

– Лютценгатан, десять, четвертый этаж. У меня женщина, утверждающая, что она – респондент пятнадцать девяносто девять. И у меня нет оснований ей не верить.

* * *

Лютценгатан – не слишком заметная, но довольно фешенебельная улица, сразу за площадью Карлагатан. По статистике – одна из самых благополучных, между тем как преступлений здесь совершается не меньше, чем на любой другой. И все об этом знают, но хранят молчание, чтобы не портить району репутацию.

Лютценгатан мощена булыжником, выложенным в классической порядке. Таксист высаживает меня в самом ее конце, на развороте, напевая: Who’s got a beard that’s long and white? Who comes around on a special night? ^[30] – в темпе бешеной польки.