В любой другой группе сразу же посыпались бы шуточки насчет того, что лучшую работу – с девочками – шеф приберег для себя. Но с Корсо подобные разговоры не прокатывали. Впрочем, никому и в голову не пришло, что он мог бы позариться на вертлявые задницы танцовщиц. В их конторе это было не принято.
7
– Если ты думаешь, что вы справитесь лучше, чем мы, то сильно ошибаешься.
– Ничего я не думаю. Бомпар попросила меня принять эстафету. Я буду стараться, вот и все.
Патрик Борнек был среднего роста, толстый как бочонок и с приплюснутым носом. Сама его внешность говорила, что он готов взяться за любую работу. Он упорен, частенько ошибается, но извлек из своего опыта уроки и в конце концов стал перворазрядным дознавателем.
В карьере Борнек был полной противоположностью Корсо: никаких геройских поступков или мрачных годов, проведенных в самых опасных бригадах, просто медленное продвижение по административной части и поразительное терпение. По результатам раскрываемости люди Борнека могли не завидовать группе Корсо – они просто были не такие стремительные, не такие блистательные, не такие оригинальные.
Забавно, но Корсо и так досталось бы дело «Сквонка», потому что он должен был дежурить в тот день, когда обнаружили труп. Но его как раз вызвали к нотариусу, которому вспороли горло ножом для разрезания бумаги. Он быстро вычислил виновного – типа, лишенного наследства, который по-своему выразил недовольство, – и мог бы принять к расследованию убийство стриптизерши, но Катрин Бомпар предпочла передать и так уже получившее широкую огласку в средствах массовой информации дело Нины Вис неброской команде.
Борнек уселся за письменный стол. Шея сразу пропала, а лицо приняло насупленное выражение – этакий бык в загоне перед началом корриды.
– Ничего ты не найдешь, – повторил он. – Этот мерзавец не оставил ни малейшего следа. Никто не видел жертву в течение суток перед убийством. Никто не заметил ничего необычного в последние дни. Что же касается ее знакомых, то мы так трясли их, что они вправе предъявить гражданский иск и обвинить нас в преследовании.
– А что насчет нижнего белья?
– Узел, приведший к удушению, называется поводковым, или кнутовым, – это разновидность скользящего узла. Запястья и щиколотки связаны «восьмеркой». Морские фокусы. Но мы не стали обращаться в порты Гавра или Тулона… Хотя со скаутами консультировались.
– Почему со скаутами?
– Они профи по части узлов. Понимаешь, мы обнаружили…
– Техники связывания? – настаивал Корсо. – Возможно, Нина делала фотографии или вывешивала в Сети клипы, встречалась с любителями БДСМ…
– Мы об этом думали. В ее компе нет никаких следов такой работы. Уж ты мне поверь, она по этой части была очень педантична. Прямо настоящая маленькая бакалейщица!
[20] Мы и в этой среде порыскали, спрашивали совета у коллег из бригады по борьбе с сутенерством. Ничего примечательного.
– А увечья?
– Я тебя умоляю! Надрываться ради того, чтобы узнать, что парень пытался нарисовать на физиономии бедной девки? Еще чего! Придурок хотел изуродовать ее, и баста.
Борнек ошибался: располосованный рот и камень в горле не были незначительными деталями. Убийца превратил лицо своей жертвы в настоящую картину, и, возможно, у этого кошмара есть исходный образец.
– Я обратил внимание на отсутствие повреждений, вызванных самообороной, – рискнул заметить Корсо.
– Ну и что? – вспылил Борнек. – Из этого ты делаешь вывод, что она знала своего убийцу, раз не проявила осторожность? Это все хрень для телесериалов. Еще никому не удавалось раскрыть дело по таким уликам. Возможно, он подстерег ее и сразу связал. Или накачал какой-то наркотой, которая не оставляет следов. Если только она не была так сильно напугана, что не могла шевельнуться. Мы никогда не узнаем, что произошло.
Корсо понимал, что Борнек отказывается от борьбы. А сам он здесь для того, чтобы продолжить ее.
– Я предполагал сосредоточиться на самой Нине…
– Видать, решил, что мы до этого не додумались? Можешь не сомневаться: мы все перерыли, все перевернули вверх дном. Поживиться нечем – ни по части убийства, ни по части жертвы.
– А как насчет ее детства?
– Ждем документов из Департамента социальной помощи детям, но ты ведь их знаешь…
Стефан подумал о том, что дало бы расследование, если бы в один прекрасный день его самого убили. Он тоже был ребенком на государственном обеспечении, регистрационный номер 6065. Ему дали эту фамилию, звучащую на итальянский лад, потому что родился он в Ницце, в нескольких километрах от границы.
Что могли бы обнаружить сыщики, если бы проследили его жизнь начиная с детства, а потом и юность? Названия приютов, фамилии приемных родителей, но, уж конечно, не скрытый разлад в душе, выковавший его личность. Не те теневые стороны, которые сделали из него полного противоречий и тайн человека без адреса и имени
[21]. Эта мысль подала ему надежду. У Софи Серей непременно были свои секреты…
Борнек поднялся из-за стола и, сунув руки в карманы, встал у окна:
– Это назначение…
– Не называй так.
– Но так и есть. Это назначение вроде хорошей мастурбации. Унизительно, но в результате облегчает.
Удачная концовка.
Корсо поднялся и примирительно сказал:
– Мы сделаем работу, но ничего больше не найдем. Это всего лишь уступка публике и средствам массовой информации.
– Молчал бы лучше! – обернувшись к нему, бросил Борнек. – Знаю я тебя, Корсо. Ты убежден, что можешь сделать больше, чем мы. Ну что же, желаю удачи. А я ухожу в отпуск.
По пути к себе в кабинет Корсо прошел мимо отдела по борьбе с наркотиками, где полицейские шумно обсуждали свои вчерашние подвиги. Он ускорил шаг, чтобы избежать встречи с ними.
– Майор Корсо!
Он обернулся и оказался лицом к лицу с журналистом, имя которого позабыл, хотя парень часто рыскал по коридорам судебной полиции. Корсо не испытывал никакой неприязни к болтунам-комментаторам – хотя они и мололи всякую ерунду, но не больше, чем какой-нибудь судья или адвокат. В отличие от своих коллег, он не считал их стервятниками. С этой точки зрения полицейские сами были охочи до падали, питаясь кровью жертв.
Вытянув руку, парень шел прямо к нему. Корсо отделался кивком – он ненавидел рукопожатия.
– Не могли бы вы сказать мне несколько слов о ночной операции в квартале Пикассо?
– Я уже пять лет не работаю в отделе по борьбе с наркотиками.