Пример с Горбиком-Горбовским наглядно свидетельствует об отношении польских катыноведов к катынской проблеме. Для них главное – поиск свидетельств, которые позволяют подтвердить вину НКВД . Все остальные «детали», даже «воскрешение» катынской жертвы, катыноведов не интересует. В итоге дело доходит до абсурда, когда в двух строчках текста польские катыноведы без тени сомнения излагают взаимоисключающую информацию . В этой связи надеяться на действенную помощь польской стороны в установлении реальных обстоятельств гибели польских офицеров весьма проблематично.
На фоне вышеизложенных свидетельств несколько сомнительнее выглядит заявление польского гражданина Вацлава Пыха от 5 февраля 1953 г., направленного в Центральный Комитет ПОРП. Но и оно представляет интерес, так как содержит немало информации, требующей проверки. Поскольку В.Пых назвал себя «очевидцем убийства польских офицеров, которое совершили немецкие фашисты в Катыни… и готов дать исчерпывающие показания», его заявление было переслано в Министерство иностранных дел СССР (Архив внешней политики РФ, ф. 07, оп. 30а, пор. 13, папка 20, л. 48—80).
В заявлении В.Пых сообщал, что в 1939—41 г.г., будучи в советском плену, он активно сотрудничал с органами НКВД в советских лагерях для военнопленных. После начала Великой Отечественной войны он вместе с другими польскими пленными был эвакуирован в Старобельский лагерь, а оттуда командирован НКВД в лагеря с польскими офицерами под Смоленск с целью оказания помощи в организации в их эвакуации. Пых попал в лагерь «№ 2-ОН» за несколько часов до его захвата немцами.
По его словам, в тот момент в лагере все было готово к эвакуации, но польские офицеры эвакуироваться не собирались, «лежали в бараках на кроватях» и, фактически, саботировали отъезд. Попытки В.Пыха убедить их начать эвакуацию ни к чему не привели. Более того, некоторые офицеры стали угрожать ему физической расправой.
Пых был захвачен немцами в лагере и, по его словам, позднее его пытались расстрелять в Козьих Горах. Однако, как он пишет, стрелявший в него немец был сильно пьян, и поэтому лишь тяжело ранил его. Через некоторое время В.Пых пришел в сознание и выбрался из могилы. Потом он сумел связаться с партизанами и переправился на контролируемую советскими войсками территорию. После лечения в госпитале В.Пых в конце 1941 г. вступил в армию Андерса, которая в 1944 г. через Иран, Палестину и Египет прибыла в Италию, на базу в г. Сан-Базилье.
В.Пых также сообщал, что попытка «беженца из Катыни» Роланда Мерского дать англичанам правдивые показания о Катыни, закончилась трагически. Он был убит польскими контрразведчиками. Пых от смерти спасся чудом.
Заявление В.Пыха, не считая сведений о Катыни, по своей сути является фактическим доносом на неблагонадежных поляков, служивших в армии Андерса. Оно вызывает много вопросов. Пых вернулся в Народную Польшу в декабре 1947 г., но «сдать антисоветчиков» он решил лишь спустя 5 лет. Тем не менее, с учетом того, что в настоящее время найдены документальные свидетельства существования лагерей особого назначения под Смоленском заявление В.Пыха представляет интерес большим количеством указанных в нем фамилий, фактов и подробностей. Однако все они требуют тщательной проверки.
В 1953 г. заявление В.Пыха осталось без внимания. Возможно, потому, что оно выглядело достаточно спорно. Возможно, потому, что в катынском вопросе господствовала версия, сформулированная в Сообщении комиссии Бурденко, и подтверждать общеизвестное не имело смысла.
Наиболее спорным и вместе с тем достаточно убедительным является свидетельство Анны Рогайло (до своей смерти в 2004 . проживала в Тюмени по документам на имя Александры Яковленко), дочери польского поручика Поликарпа Рогаля, эксгумированного в 1943 г. в Катыни под № 1757 ( Rogała , Polikarp, Obltn. 2 Ausweise).
Летом 2006 г. авторы исследования «Тайны Катыни» получили интернет-сообщение от жительницы Тюмени анастасии Мироновой , в котором она сообщала, что ее прадед Рогайло Полуян Михайлович, 1884 г.р. (Rogajło Polujan, s. Michała, urodz. 1884 r.), офицер польской армии, содержался в Козельском лагере для военнопленных, весной 1940 г. был переведен в лагерь вблизи Смоленска и осенью 1941 г. расстрелян немцами в урочище Козьи Горы. Все это она узнала со слов своей бабки Александры Степановны Яковленко, урожденной Анны Полуяновны Рогайло (дочери П.Рогайло).
А.Миронова сообщила, что бабка рассказывала следующее. Когда в 1940 г. выяснилось, что ее отца – П.Рогайло перевели из Козельска в лагерь под Смоленск, она с матерью Катажиной Рогайло (Katarzyna Rogajło) «…перебрались туда и старались поддерживать с ним связь, добывали еду и каждый раз, когда пленных вывозили на работы, они старались подобраться к колонне и хоть что-то узнать о моем прадеде, передать ему еду, белье…
… После нападения нацистов на СССР мои родственники утратили возможность связываться с пленными, кроме того, им самим приходилось прятаться, но – до этого времени (до лета 1941 года), они получали о нем регулярные сведения…
В июле 1941 года мать моей бабки, Katarzyna Rogajło, была арестована, и о ее судьбе ничего неизвестно, моя бабка, Anna Rogaiło, 15-ти лет, была отправлена под Красноярск вместе с колонной других подростков из оккупированных территорий (жительница Смоленска Инесса Яковленко представила мою бабку как свою племянницу и отправила в эвакуацию)…». Так, Анна Полуяновна Рогайло стала Александрой Степановной Яковленко. Однако родные называли ее Анной.
В 1943 г. И.Яковленко прислала Анне-Александре Рогайло-Яковленко письмо, в котором сообщила, что ее отца Полуяна Рогайло вместе с другими польскими пленными немцы расстреляли в Козьих Горах ранней осенью 1941 г. (письмо хранится в семье А.Яковленко).
В ситуации с П.Рогайло, как в капле воды, отразились все спорные моменты, характерные для «Катынского дела». Начнем с того, что в списке Управления по делам военнопленных НКВД № 032/2 от 14 апреля 1940 г. на отправку военнопленных из Козельского лагеря под № 8 указан не Рогайло Полуян Михайлович 1884 г.р., а «Рогаля Поликарп Михайлович, 1888 г.р. Но А.Миронова сообщила, что в семье Яковленко в Тюмени хранится официальная справка, выданная в 1996 г. А.Яковленко (Рогайло) о том, что ее отец расстрелян НКВД в Катыни в апреле 1940 г. и захоронен в Козьих Горах. Помимо этого в Тюмени хранится написанное в 1943 г. письмо от жительницы Смоленска Инессы Яковленко, в котором она сообщает А.Яковленко (Рогайло), что ее отца вместе с другими польскими военнопленными офицерами немцы расстреляли в Козьих Горах ранней осенью 1941 года.
Однако представители общества «Мемориал», ссылаясь на то, что жену Поликарпа Рогаля звали не Катерина, а Моника и что у него были два сына – Здислав и Раймунд, настаивали на том, что Полуян Рогайло и Поликарп Рогаля совершенно разные люди. Известный исследователь катынской темы, А.Памятных, ссылаясь на документы, хранящиеся в польских архивах, заявил: « Так что показания некой правнучки про некого прадедушку уберите подальше, там сплошная путаница и лабуда – тем более, что речь у правнучки идет про Полуяна Рогайло… Ваши измышлизмы про то, что Полуян Рогайло подал вымышленную фамилию, и про вторую семью Рогаля – редкостная лабуда. Не говоря уже о том, что Вы совершенно переврали – так, как Вам нравится, – и без того путаную информацию от правнучки».