Несвоевременные мысли эпохи Третьей Империи - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Сатановский cтр.№ 43

Эмиграция по итогам неоднозначна: жизнь рубит пополам, привязанности рвёт, и в любом случае процесс это мучительно сложный, если у вас нет нескольких миллионов за душой или, как у Абрамовича, нескольких миллиардов. При том что он российское гражданство сохранил. То есть кому-то самое оно. Вписался и не заморачиваешься. Ни к прошлой жизни претензий не имеешь. Ни к нынешней. Что характерно для не отягощённой комплексами молодёжи, а также людей интеллектуальных и творческих профессий, работающих по специальности, владеющих теми языками, на которых мир говорит за пределами русскоязычного пространства. Личная жизнь, друзья и хобби приветствуются. А если в текущем существовании нет того, что было в прошлом: денег, бытовых условий, статуса или профессионального удовлетворения… Это трудно. Тем более если постоянно прикидываешь, что всё, что происходит на бывшей родине, открыло бы возможности, немыслимые на новом месте проживания. На этом зацикливаешься и поневоле носишься с этим как белка в колесе.

Пережить это, пожать плечами и строить собственную жизнь, без оглядки на упущенные в случае, если бы никуда не уехал, а продолжал бы командовать чем-нибудь нефтяным, занялся продажей недвижимости на Невском или Арбате, оставался директором института или академиком, либо, перестав фотографировать детей на пони в московском зоопарке, создал бизнес-империю (воображение у всех разное), могут не все. Фатализм — редкое качество, тем более у эмигрантов, которые минимум один раз в жизни решились на что-то, существенно большее, чем просто плавание по течению. А если вспоминать 60—80-е… В 90-е было легче: и двери открыты, и решиться проще. Когда «Титаник» идёт ко дну, прыгнуть в шлюпку не раздумывая — не вопрос. А если он на плаву, а ты в шлюпке среди льдин… В общем, объяснимо. Что для автора оказалось большим сюрпризом, так это накал страстей по поводу российско-украинских отношений, Донбасса и Крыма. Особенно если вспомнить, что значимую долю, если не большинство, эмигрантов новой волны составляют евреи.

Почему спор русского и украинского национализмов так расколол Тель-Авив и Нью-Йорк, понять невозможно ни стороннему наблюдателю, ни участнику событий. Интеллигенция по обычной для неё привычке сцепилась из-за отношения к имеющему место быть распаду на части Украины так, как будто на дворе был 1918-й и Гражданская война выжигала местечки, где-то шли погромы, в каждом городе был свой батька, и вопрос стоял о том, присоединиться к красным, белым или Нестору Ивановичу Махно. Автор в этом театре абсурда своё получил, встретившись со старым знакомым на Манхэттене, жена которого москвичка, с которой он был знаком с середины 80-х, специально на эту встречу приехала из Нью-Джерси. Приехала, чтобы на основании информации, почерпнутой из бесед с приятелями из Киева, обвинить его во всех мыслимых и немыслимых грехах. Поскольку из телепередач и радиоэфиров приятели сделали совершенно верный вывод, что автор ватник и колорад. Слушать никого, включая собственного мужа, она не могла и не хотела. Пришлось уйти.

Да что Украина! В эфире радиостанции, вещающей из Ванкувера, слушатель задал вопрос о покойной Новодворской и о том, как бы она, если бы дожила, отнеслась к событиям в США. Вопрос законный, поскольку такого бардака, как скандал вокруг Трампа и того, является ли он агентом влияния России, а если нет, почему, американская история не видела. И этот гармидер, позорящий Штаты, инициировал явно не Путин. Как и антироссийские санкции, испортившие отношения между Москвой и Вашингтоном надолго — по убеждению автора, на десятилетия. На вопрос было отвечено со всей вежливостью к слушателю и Валерии Ильиничне, с её, мягко говоря, непростым характером. Позвонившая в студию после этого пожилая дама, кипящая от негодования, постаралась обидеть автора как могла. Что выглядело так же странно, как если бы его постаралась укусить старенькая болонка. Причём просто потому, что что-то из того, что она услышала о Новодворской, ей не понравилось. Ну, в возрасте человек. Имеет право сердиться — не важно, на что.

Говоря по чести, никакого смысла в попытках рассказать людям, которые воюют то между собой, то со всеми окружающими, насчёт России, Путина, демократии или диктатуры и того, как всё идёт в Москве (вариант: в Кремле), находясь вдалеке от реальной жизни в стране, нет. Воспринимать не готовы. Ничему позитивному не верят и не поверят. Ничего объективного, даже спокойной, без эсхатологической истерики, критики, слушать не будут. Выплеск эмоций — это да. Поругаться на любую тему, обвинив собеседника во всех мыслимых и немыслимых грехах, — тоже. Предсказать с ходу провал, распад, катастрофу и все прочие несчастья могут. Всё остальное — в редких случаях, когда люди способны на трезвую оценку того, что происходит вокруг, не заморачиваясь на то, как было бы, если бы их ценили так, как они того заслуживают. Такие люди есть. Они полагают, что жизнь сама по себе хороша просто потому, что она есть. Позитивно настроены к людям. И всем желают добра в России, Америке, Израиле и на Украине. Тёща у автора такая. С ней только и говорить…

Чем дольше живём, тем товарищ Сталин ближе народным массам. Тем более что с подачи США Россия опять сблизилась с Китаем. Как тогда было? Москва — Пекин, Сталин и Мао слушают вас… Снова дружба навек. Интересно, надолго ли? Но не суть. Главное, что наше всё теперь: Иван Грозный, Пётр Первый, Сталин. Екатерина Вторая, при всём её величии, была, во-первых, немка, во-вторых, баба. Не прокатывает. Ярослав был киевский князь. Не те отношения с Киевом. Донской и Невский, правда, свои, из внутренних губерний, но они когда были? Так что остались в памяти народа поименованные персонажи. Владимир Святой туда тоже внедрён начальством и повышен рангом, поскольку ввёл на Руси православие, успешно действовал в Крыму и звали его как надо. По аналогии с днями текущими. Что на чиновников от культуры, идеологов и РПЦ влияет. Не обращая внимание на исторические факты, можно столько героических фигур напечь! Хотя какое там тогда было православие и не имеют ли к нему большее отношение староверы, чем никониане, большой вопрос…

Однако вернёмся к постулату о народных героях. Они тем популярней, чем больше с эпохи их правления проходит времени. При жизни их боятся. Ненавидят. Бегут от них и их опричников, как бы те ни назывались, куда глаза глядят. И проваливаются они столь же часто, как выигрывают. Но по этому поводу не переживают, а сгребают окружающих железной рукой и безжалостно гонят на убой. После чего, разорив и разгромив всё, находившееся в пределах досягаемости, добиваются поставленной цели. Проигрывают и выигрывают они одинаково: большой и очень большой кровью. В связи с чем восхвалять их в пору, близкую к их правлению, никто не рискует. Зато потом… Для того чтобы поставить Грозному памятник соответствующего уровня лизоблюдства, понадобилось четыреста с лишним лет. Помнили и ненавидели. С Петром куда меньше. Опять же, после него Смутного времени не было. Были династические разборки и гвардейские путчи, но это мелочи. Так что Екатерина памятник ему поставила — и он стоит. А со Сталиным всё куда ближе к нам и куда больнее.

Страшная была эпоха. Кровавей некуда. Лояльность к власти не спасала и спасти не могла. Нужно выполнить план по посадкам — сядешь. Виноват, не виноват… Сгноят — и концы в воду. Потом, может, реабилитируют и даже не обязательно посмертно, но кого это когда утешало? Хозяина, как его теперь называют (может, и при нём так называли, хотя был он для населения «товарищ Сталин»), в эпоху современную сравнивают с Гитлером. Откровенно разные фигуры. Отчего Гитлер и проиграл. По масштабу не шли ни в какое сравнение. Мелок был партайгеноссе и фюрер немецкого народа по сравнению с Иосифом Виссарионовичем. И тысячелетний рейх его не протянул и дюжины лет, а империя, которую построил Сталин, — Вторая, считая петровскую за Первую, тянулась почти сорок лет после его смерти и рухнула только в 1991-м. И после менее чем десятилетия переходной эпохи стала той, где автор и читатели пока что пребывают: империей Третьей. Нравится или нет, но при Путине выстроилась именно она. А что будет после — непредсказуемо. Увидим.