Театральная площадь - читать онлайн книгу. Автор: Валерия Вербинина cтр.№ 50

— Помнишь, я тебе говорила… Мальчик из кордебалета исчез… и Головню отравили… И вот этот, как его, с Петровки, Опалиным зовут, думает на Алексея… — Она приподнялась, умоляюще глядя на маршала. — Скажи, ты можешь как-нибудь повлиять на… на все это? Пусть Опалина уберут куда-нибудь, не знаю… Он не имеет права так себя вести…

— Ты хочешь, чтобы я к Ежову пошел? — проворчал Калиновский. — Это же его ведомство… А карлик терпеть меня не может. — И с раздражением добавил: — Да что ты так волнуешься из-за своего бывшего? Если он ни в чем не виноват, ему нечего бояться… Никто его не тронет…

Ирина хлюпнула носом и только тут заметила, что драгоценное ожерелье лежит на полу. Тихо ахнув, она сползла с софы и на четвереньках поползла к нему, потом подобрала коробку и вернула украшение на место.

…Вскоре мир был восстановлен, и, лежа в постели рядом с похрапывающим маршалом, Ирина думала о том, что теперь придется потратиться на хорошего дантиста, и о том, что ожерелье, кажется, когда-то было собственностью царской семьи, а теперь принадлежит ей. Последняя мысль наполнила ее удовлетворением. О том, как Калиновский избил ее, она уже почти забыла. В той семье, в которой она росла, рукоприкладство было в порядке вещей, и даже более того — оно являлось необходимой частью жизни, которая без него считалась неполной. Само собой, Ирина знала, что встречаются семьи, в которых никто никого не бьет, но их существование представлялось ей чем-то вроде планеты Марс — вроде и есть она, но лично для балерины это никакого значения не имеет.

Когда Ирина заснула, ей приснилось, что она танцует на каком-то странном полу, а потом он превратился в волны, и она провалилась в них. Потом откуда ни возьмись явился дирижер и стал махать палочкой, которая вдруг улетела от него, и он стал за ней гоняться, а палочка все время от него уворачивалась и не давала себя схватить. Во сне Ирина пожелала увидеть Вольского, но вместо него явился хмурый Опалин и зачем-то принес ей коробку, в которой оказалось не ожерелье, а комок червей, так что балерина содрогнулась от отвращения. Потом она очутилась на сцене, и занавес бесконечно закрывался, после чего стал опадать на нее мягкими складками. Но когда она пробудилась утром, она уже ничего не помнила и велела Глаше подавать завтрак — как обычно, только вареное и ничего жареного.

— И не надоело тебе питаться одним кофе глясе? — спросила Мила у подруги, когда официант принес Маше ее заказ.

Ресторан был почти полон, оркестр выпиливал что-то бодрое и трескучее, несколько пар кружились в танце. Мила прекрасно знала о денежных обстоятельствах своей знакомой, но все же не могла удержаться.

— Мне нравится кофе глясе, — ответила Маша.

Она говорила правду — но кофе, пожалуй, был единственным, что нравилось ей в окружающей обстановке. Экзотическое пальмы, хрустальные люстры, ломаная мелодия, услужливые официанты с внимательными взглядами, публика — все наводило на нее тоску. Вероятно, в другой компании она могла бы наслаждаться и мелодией, и пыльной зеленью пальм, и вообще всем на свете. Но приходилось терпеть общество Милы, которая была ей антипатична, и изо всех сил скрывать свою неприязнь под маской скромности, чтобы не потерять ее расположение.

— Ты, Маша, смешная, — объявила Мила, не слишком ловко разрезая котлету де-воляй. — Ты все думаешь, что честным трудом в этом мире ты чего-то добьешься. Ловчее надо быть, понимаешь? Сколько ты статей уже напечатала?

— Штук пять, — ответила Маша, подумав. — Или шесть.

— И что? Разбогатела? — Мила хихикнула и доверительно наклонилась к Маше. — Мужа надо искать, а не работу, понимаешь? Хорошего мужа, при котором можно жить, как сыр в масле.

Маша почувствовала, что от нее требуется ответная реплика, и с деланной горячностью ответила:

— Думаешь, я об этом не думала? — Фраза получилась корявой по построению, но Маше было не до грамматических тонкостей. — Так ведь нет никого. Все приличные мужики уже женатые.

— Ну так надо увести, — беспечно ответила Мила. — Из семьи. Только как следует за дело взяться. Что ты прямо как маленькая? О своих интересах нужно заботиться самой. Никто для тебя ничего делать не будет.

Маша смотрела на ту, которая считалась ее подругой, на открытое атласное платье с вышивкой, которое сшила лучшая московская портниха, и думала, что ее собственный выходной наряд — блузка в горошек и фиолетовая юбка с воланом — проигрывает и сама она проигрывает свою жизнь, день за днем, тратя ее непонятно на что. Две шестидневки давно прошли, и Маша ощущала невольный трепет при мысли, что однажды ей позвонит капитан Смирнов или кто-нибудь из его людей и потребует отчета. Но никто ей не звонил, никто ее не тревожил, и в голову Маше лезли самые фантастические мысли.

«А может быть, он забыл обо мне? Может быть, его переехал трамвай? Или все еще проще — может быть, его за что-нибудь арестовали?»

Если Смирнов исчез из ее жизни, получалось, что она может все переиграть. Выплеснуть Миле кофе на платье, встать и уйти, позвонить Ване, сказать, что согласна выйти за него замуж. Но вместо этого приходится сидеть и слушать, как сытая жена профессора Солнцева поучает ее, что делать и как вообще себя вести.

— Как насчет Ринка? Говорят, его жена тяжело больна и скоро умрет. Вообще-то она двадцать лет может умирать, но не при этой болезни. — Мила хихикнула. — Конечно, он уже, как это говорится, не первой свежести, тьфу, не первой молодости, и ему за шестьдесят… Или за семьдесят? Чем не вариант, Машка? Терпеть-то придется недолго, как ни крути. Или вот еще Самойлов, он помоложе, но там надо постараться, чтобы отбить его у законной половины… Как ее называет мой муж, три четверти, потому что у нее такая задница…

Маша кожей ощутила, что на нее смотрят, и, повернув голову, заметила в углу зала знакомое лицо. Точно, кто-то из музыкантов, как его… Чехардин. Арфист из их оркестра. Ей всегда казалось, что человек, который играет на арфе, должен быть устроен иначе, чем остальные, но, судя по всему, Чехардин был такой же, как все: ходил в рестораны с дрянной музыкой, и спутница его — бесцветная узкогубая блондинка — была под стать остальным посетительницам. Если не знать, что он музыкант, его можно было даже спутать с каким-нибудь командированным из провинции, которые по приезде в столицу обязательно являются в ресторан, долго сидят, пьянеют с первой рюмки водки и нередко заканчивают вечер бессмысленным дебошем и битьем посуды.

— Ну что? — задорно спросила Мила. — Будешь Самойловой?

Ей было скучно, Казачинский, который обещал зайти за ней, где-то задержался, и она поддразнивала Машу, которая бесила ее своей правильностью, чем-то скованным и в то же время отчужденным, что сквозило в ее облике, несмотря на все усилия.

— Мне надо позвонить, — неожиданно объявила Маша и вскочила с места. — Я… я сейчас вернусь.