– Пиво будешь? – спросил он, держа в руках пустую бутылку “Гролша”.
Сперва Гурни отказался, но, подумав, согласился. Он знал, что когда вернется домой, от него будет пахнуть спиртным. Лучше уж рассказать про пиво с Хардвиком, чем про “кровавую Мэри” с Ребеккой.
Снабдив Гурни бутылкой “Гролша” и прихватив одну для себя, Хардвик рухнул в мягкое кожаное кресло и указал гостю на другое.
– Что ж, сын мой, – начал он хриплым шепотом, явно притворяясь более пьяным, чем на самом деле, судя по пристальному взгляду, – когда ты в последний раз был на исповеди?
– Лет тридцать пять назад, – Гурни для пользы дела решил ему подыграть.
Он отхлебнул пива. Ничего так. Затем оглядел маленькую гостиную. Она была такой же мучительно пустой, как и в его прошлый визит. Все было таким же, до единой пылинки. Хардвик почесал нос.
– Должно быть, ты в большой нужде, раз после стольких лет ищешь утешения у Матери Церкви. Говори без боязни, сын мой, и поведай обо всех своих богохульствах, обманах, кражах и блудных грехах. Про последние, пожалуйста, поподробнее. – И он плотоядно подмигнул.
Гурни откинулся в широком кресле и еще раз отхлебнул пива.
– Дело Доброго Пастыря становится все труднее.
– Оно всегда было трудным.
– Проблема в том, что я не знаю, сколько там этих дел.
– Слишком много дерьма на один сортир?
– Но говорю, я не уверен. – И Гурни выдал долгую исповедь о многочисленных фактах, событиях, подозрениях и вопросах.
Хардвик достал из кармана мятую салфетку и высморкался.
– И чего ты хочешь от меня?
– Чтобы ты сказал, что, по-твоему, складывается в одну картинку, а что вообще не отсюда.
Хардвик цокнул языком.
– Про стрелу непонятно. Другое дело, если б ее пустили тебе в жопу… но на грядке с репкой? Мне это ни о чем не говорит.
– А остальное?
– А вот остальное интересней. Жучки в квартире, поджог амбара, подпиленная ступенька, люк на потолке у юной леди – такие штуки требуют времени и энергии, да и вообще дело подсудное. Тут все серьезно. Что-то назревает. Но это для тебя не новость, да?
– В общем, да.
– Ты спрашиваешь, стоит ли за всем этим единый заговор? – Он скорчил рожу, силясь изобразить крайнее замешательство. – Лучший ответ дал когда-то ты сам, когда мы работали над делом Меллери: “Безопаснее предположить, что факты связаны, и ошибиться, чем не заметить их связь”. Но тут встает еще больший вопрос. – Он рыгнул. – Если Добрый Пастырь не праведный каратель алчных, то какой, черт побери, у него мотив? Ответьте на этот вопрос, мистер Холмс, – и вы получите ответы на все остальные. Еще пива?
Гурни отрицательно покачал головой.
– Кстати, если ты правда попытаешься разрушить версию следствия, на тебя хлынут эпические потоки говна. Будешь как Галилей в Ватикане. Это ты понимаешь?
– Уже утром понял, – и Гурни в красках обрисовал агента Траута со свирепым доберманом на мрачной веранде в Адирондакских горах. Рассказал, как Траут угрожал “серьезными неприятностями”, как упомянул про амбар. Вспомнил, как Дейкер стоял рядом – прямо киллер из кино.
– Ладно, мой мальчик, я на всякий случай. Потому что…
Тут у Хардвика зазвонил телефон, и он полез в карман.
– Хардвик, слушаю. – Потом замолчал, но на лице его все явственней проступал интерес, а затем и беспокойство. – Ага… Так… Что?.. Твою ж мать!.. Да… Только один?.. Известна дата подачи заявления? Понятно… Да… Спасибо… Да… Пока.
Закончив говорить, он продолжал смотреть на экран телефона, словно ожидал от него какого-то разъяснения.
– Черт, что это было? – спросил Гурни.
– Ответ на твой вопрос.
– На который?
– Ты просил меня выяснить, зарегистрировано ли на Пола Меллани какое-нибудь оружие.
– И?
– Один пистолет. “Дезерт-игл”.
На обратном пути из Диллвида в Уолнат-Кроссинг Гурни все полчаса не мог думать ни о чем другом. Однако эта новость его хоть и встревожила, помочь ничем не могла, скорее наоборот. Все равно как узнать, что убийца, зарубивший человека топором, ходил с жертвой в один детский сад. Факт примечательный, но что, черт возьми, с ним делать?
Важно было понять, как давно у Меллани этот пистолет. Однако запись, доступ к которой был у коллеги Хардвика, содержала лишь действующее разрешение на ношение оружия, но не дату исходного заявления. Гурни позвонил Меллани в офис и на мобильный – безуспешно. И даже если Меллани перезвонит, он не обязан отчитываться, почему выбрал такое странное оружие.
Само собой, этот новый любопытный факт лишь усилил опасения Гурни. Депрессия и доступ к огнестрельному оружию – очень опасное сочетание. Но это было всего лишь опасение. Не было никакого очевидного свидетельства, что Пол Меллани намерен причинить вред себе или другим. Он не сказал ничего такого – никаких характерных фраз, никаких “сигналов тревоги” для психиатра, которые дали бы Гурни основание известить полицию Мидлтауна. Не было повода для какого-либо вмешательства, и максимум, что он мог, – позвонить Меллани.
Но все равно эта ситуация не выходила у Гурни из головы. Он пытался представить предыдущие контакты Меллани и Ким, что там было в ее письме и в их телефонном разговоре. Напоминание о смерти отца – и об очевидной отцовской нелюбви – могло спровоцировать у Меллани мысли о пустоте собственной жизни, о разрушенной карьере.
А вдруг, задыхаясь в миазмах депрессии, он планирует покончить со всем разом? Или, боже упаси, уже покончил? Вдруг именно поэтому телефоны не отвечают?
Или вдруг Гурни понял все наоборот? Что, если “дезерт-игл” у него не для самоубийства, а для убийства?
Что, если он уже использовался для убийства? Что, если…
Боже! Что, если… Что, если… Опять “если”. Хватит! У него есть разрешение на ношение оружия. Миллионы людей с депрессией никогда не собирались причинять вред себе или окружающим. Да, марка оружия вызывает вопросы, но на них можно получить ответы, когда Меллани перезвонит, а он, конечно, перезвонит. Странные совпадения часто объясняются очень просто.
Глава 30
Шоу начинается
В 14:02, когда Гурни вернулся, Мадлен не было дома. Но ее машина по-прежнему стояла у входа – наверное, Мадлен ушла в лес по одной из дорог, которые начинались на верхнем пастбище.
Последние несколько миль его уже не так мучили мысли о пистолете Пола Меллани, зато не давал покоя “большой вопрос”, о котором говорил Хардвик. Если дело Доброго Пастыря – это не история психопата, одержимого своей миссией, тогда что же это такое?
Гурни взял блокнот и ручку и сел за кухонный стол. Он знал, что лучший способ справиться с ворохом мыслей – записать их. За час он набросал черновую следственную версию и список “стартовых” вопросов, с которых можно было начинать исследование.