Зимнее серебро - читать онлайн книгу. Автор: Наоми Новик cтр.№ 63

Сейчас, в это мгновение, ей ничто не грозит. А что такое наша жизнь, если не одни сплошные мгновения?

* * *

Мы с Сергеем молча вытаращились на горшок с кашей. Потом оглядели все вокруг. Я вдруг вспомнила, что убирала шерсть на полку вместе с веретеном и вязальными спицами. А сейчас моя пряжа лежала кучей на столе. То есть это я так сперва подумала — «моя пряжа». Никакая она не моя. Она была смотана в клубки, и когда я взяла один в руки, то увидела, что и нить другая — гладкая, мягкая и гораздо тоньше. А рядом еще лежал серебряный гребень — до того красивый, самой царице впору расчесываться. И с картинкой — два рогатых оленя тянут сани по снежному лесу.

Я поискала свою пряжу на полке, но ее там не оказалось. А тонкая пряжа была того же цвета. Я еще раз внимательно поглядела: и сама шерсть была та же. Только спрядена по-другому. Кто-то мне словно показывал: вот как надо.

Сергей заглянул в дровяной ящик. Он наполовину опустел. Мы переглянулись. Ночью сильно похолодало, так что один из нас мог бы слезть с печки и подбросить дров в огонь. Но я с печи не слезала. И, судя по лицу Сергея, он тоже. Тогда Сергей сказал:

— Схожу, может, добуду белку или кролика. Заодно и дров принесу.

Сергей намыл мне шерсти с избытком, у меня еще много оставалось. Я прежде никогда не пряла такой тонкой нити, как эта, но теперь я старалась. Я долго-долго расчесывала шерсть серебряным гребнем, аккуратно, чтобы не поломать зубцы. И когда я наконец уселась за пряжу, то вспомнила, как учила меня матушка. Она мне наказывала натягивать потуже. «Попробуй-ка сейчас побыстрее, Ванда», — говорила она. А я все позабыла. Как матушка умерла, я перестала следить, чтобы пряжа была мягкая и тонкая. В доме все равно лучше меня никто не спрядет. Я посмотрела на свою юбку — связана грубо, и шерсть вся комковатая. Матушка, бывало, носила большие мотки пряжи к соседке через три дома — у той был ткацкий станок. И возвращалась с готовым полотном. Но мою-то пряжу ткачиха в работу бы не взяла. Вот и приходилось вязать одежду самой.

С одной-единственной куделью я возилась долго, наверное, больше часа. Только я закончила — тут и Сергей вернулся. Принес кролика, серо-коричневого. Пока брат свежевал его, я приготовила еще каши. Я все положила в горшок — и мясо, и кости, да еще картошки с морковкой добавила, чтобы жаркое вышло наваристое. В этот раз я целый горшок в печь поставила, нам с Сергеем вдвоем столько не съесть. И Сергей это видел, но промолчал, и я промолчала, и думали мы об одном: кто бы ни прял нашу шерсть, кто бы ни ел из нашего горшка, пусть он лучше ест кашу. А то кто его знает, чем ему захочется полакомиться, если каши не будет.

Я решила, что начну вязать, пока каша готовится. Надо бы прикинуть, сколько мне придется вязать, подумала я, чтобы лишнего не прясть. Я вывязала ряд на двойную ширину постели — все время прикладывала и измеряла — и так пошла вязать дальше. Работа у меня не спорилась. Я вязала на совесть, чтобы петли были ровные и не слишком свободные. Но привычки к старанию у меня не было. Все время отвлекалась и делала большие петли. А то, наоборот, в одном месте затянула и не заметила. Провязала уже три ряда и только тогда сообразила, что уж больно туго спицы в петли проходят. Я сперва решила, что уж с этого-то места буду внимательнее, но последний ряд у меня вышел такой плотный, что я совсем измучилась и продвигалась еле-еле. Наконец я плюнула, распустила три последних ряда и связала то место, где ошиблась, заново.

Связав первый клубок, я остановилась поглядеть, что выходит. Получился кусок примерно с мою ладонь. Пряжа была так хорошо спрядена и скручена, что шерсти ушло больше, чем я ожидала. Я измерила длину постели ладонями — насчитала десять. У меня еще пять клубков и одна кудель, что я вычесала сегодня. Значит, если спрясть еще три таких кудели, должно хватить. Я аккуратно сложила вязанье и убрала на полку, а сама снова уселась прясть.

Пряла я до самого вечера. В доме делалось все холоднее. Возле двери и окон, там, где в щели проникал студеный воздух, клубились облачка пара. Мороз потихоньку расползался по дому. Сергей мне помогать не мог, поэтому он занялся дверьми — смастерил для них деревянные петли. Под навесом отыскалась маленькая ржавая пила и гвозди — и он принялся за работу. К порогу и косякам с внутренней стороны он прибил еще несколько деревяшек, чтобы дверь плотнее прилегала и ветер не задувал. И с окнами он сделал то же самое. А еще законопатил все щели глиной и соломой. Холод снаружи больше не шел в дом, и теперь стало тепло и уютно. А от печки и горшка с кашей так славно пахло. До чего необычно быть в теплом месте и с едой. И еще необычнее, что я стала к этому привыкать. К такому привыкаешь быстро.

Я закончила прясть, и мы сделали перерыв на ужин.

— Наверное, я дня за три управлюсь, — сообщила я, пока мы уплетали кашу. Но добрую долю мы оставили в горшке.

— А сколько мы уже здесь? — спросил Сергей.

Я отложила ложку и принялась считать в уме. Начала я с базарного дня. Вот я продала передники на рынке. Это было утром, потом я пошла домой, и там меня поджидал Кайюс. Даже в мыслях я постаралась поменьше на этом задерживаться. Но это все был один день. Потом мы убежали в лес и долго там плутали, до самой ночи. А потом мы нашли нашу хижину. Получается, мы нашли ее в тот же день. Хотя кажется, что уже в другой. Но на самом деле в тот же.

— Понедельник, — наконец промолвила я. — Сегодня понедельник. Значит, мы тут пять дней.

Я сказала это, и мы оба притихли над своими мисками. Непохоже, что прошло пять дней. Не целых пять дней, а всего пять дней. Нам-то казалось, что мы тут чуть ли не всю жизнь.

И Сергей сказал:

— Может, про нас уже знают в Вышне. Послали туда весточку.

Я перестала есть и подняла на него взгляд. Он это, должно быть, к тому, что не надо нам вовсе отсюда уходить. Лучше бы нам тут насовсем остаться.

— По такому снегопаду кто туда доберется? — медленно проговорила я.

Мне и самой не хотелось уходить. Но было боязно: все-таки тут вещи появляются сами по себе, и кто-то прядет мою шерсть, и ест нашу кашу, и жжет наши дрова. Наверное, оставаться тут дольше резона нет. По дороге мы замерзли бы насмерть, вот и остались. Тогда идти никак было нельзя. И еду мы по-честному отработали: стул починили и кровать скоро починим. Двери с окнами уплотнили. Но дом-то не наш, и мы не вправе тут поселиться. Не мы этот дом строили. Мы не знаем кто. И спросить не у кого, можно ли нам тут пожить. Может, нам бы и разрешили, да как узнаешь?

— Еще три дня нам все равно тут торчать, — заключил Сергей. — Глядишь, к тому времени и снег подтает.

— Ладно, там посмотрим, — отозвалась я. — Может, я с вязанием быстрее управлюсь.

Мы убрали со стола, и я пошла к полке, где оставила вязание. Только вязания там больше не было. Вместо него на полке лежало полкаравая свежего хлеба, а под тонкой красивой салфеткой еще немного ветчины, и головка сыра, и кусок масла — и от всего отрезано было лишь по чуть-чуть. Там стояла коробка с чаем и даже банка вишен в сиропе — Мирьем как-то покупала такую на рынке. И там была корзина, куда поместилась бы вся эта снедь.