– Не проходил ли через эту дверь сейчас джентльмен? – спросил я у клерка, чье занятие, похоже, сводилось к тому, чтобы складывать соверены в столбик.
– Да, – бросил он через свою конторку.
«Ага, – подумал я. – Теперь ты у меня попался, как крыса в капкан».
– Насквозь он не выйдет? – уточнил я.
– Не выйдет, ваша правда, – весело отозвался молодой человек.
Я поспешил вперед и в итоге нашел выход на улицу Лотбери.
– Проходил здесь только что один джентльмен? – обратился я к швейцару, важному и сонному.
– Трое за последние пять минут. Пожилой джент с косоглазием, из банка Коутс, высокий мужчина со светлыми волосами и высокий мужчина с темными волосами.
– Меня интересует темноволосый. Куда он пошел?
– Свернул налево.
Я ринулся дальше, ловя себя на мысли, что этот сонный швейцар мог видеть больше, чем на самом деле. Выскочив на запруженную людьми мостовую Лотбери, я понял, что мадам де Клериси оказалась права, и меня нельзя назвать иначе как дураком. Было очевидно, что Шарль Мист обвел меня вокруг пальца, причем с легкостью. Искать его среди такой толпы было пустой затеей. Отказываясь признать поражение, я вернулся в банк и передал служащему номера украденных банкнот. Здесь мне снова объяснили, что отказ в выплате невозможен. Все, на что я могу надеяться, это что каждая обмененная банкнота может дать мне ключ к местонахождению вора. Всякий следующий шаг в этом деле все более ясно доказывал сложность работы, за которую я взялся, и мою собственную неспособность ее выполнить. Нет лучшего лекарства от тщеславия, чем встреча с ловким мошенником.
Я решил прибегнуть к услугам тех людей, которые, не являясь профессиональными поимщиками воров, способны-таки сразиться с Шарлем Мистом на его собственном скользком поле. При помощи управляющего банком я нашел одного такого, по имени Сэндер. Это был бухгалтер, специально изучавший теневые стороны финансового оборота. Сэндер приступил к работе в тот же вечер. По его мнению, Мист долгое время находился в осажденном Париже и сумел выбраться только что, воспользовавшись, возможно, одним из многих пропусков, раздаваемых американским послом во французской столице лицам, выдающим себя за иностранцев.
Тем же вечером я получил из официального источника информацию, что мужчина, подходящий под описание Миста, купил на станции Ватерлоо билет до Саутгемптона. Искушение снова оказалось слишком сильно для человека, выросшего в стране, где спортивный азарт стал частью культуры. Почтовым поездом я доехал до Саутгемптона и развлекался, разглядывая лица пассажиров пароходов, отправляющихся в Джерси и Шербур. Рейса на Гавр в тот день не было. В отеле «Рэдли», где я снял комнату, мне сообщили, что на раннем поезде приехали пожилой джентльмен, леди и их дочь, а больше никого. На железнодорожной станции никто не видел человека, подходящего под данное мной описание.
Если Шарль Мист и сел в поезд на станции Ватерлоо, то таинственным образом испарился по дороге.
В течение последних бурных месяцев 1870 года люди каждое утро просыпались в ожидании интересных новостей. Для меня, даже в преклонные годы, волнующие события внешнего мира, далекого и не очень, всегда предпочтительнее того унылого и монотонного существования, которое, я уверен, быстро превращает в стариков всех, кто погрузился в него. Обстоятельства, мой контроль над которыми можно назвать лишь номинальным – для меня это и есть описание жизни человека, – тесно связали мою судьбу с судьбой Франции, этой «легкомысленной героини трагической истории». Неудивительно, что в те дни я с вниманием куда более живым, чем у большинства своих соотечественников, наблюдал за суровой драмой, разворачивающейся вокруг Парижа.
Сердце мое наполняется печалью, стоит подумать о том, что современники беспрецедентных событий семидесятого года становятся слишком старыми, чтобы сохранить живые воспоминания о своих тогдашних эмоциях, а многие актеры той великой сцены уже оставили юдоль земного позора и земной славы. Я же до сих пор ярко помню те ощущения, которые испытывал утро за утром, открывая газету и читая весть, что Париж еще держится.
Перед выездом из Лондона я узнал, что французы отбили городок Ле-Бурже, расположенный в окрестностях столицы, и до сих пор удерживают его под градом прусских атак. Телеграфное сообщение с самим Парижем прервалось уже давно, и до нас, сторонних наблюдателей, доходили лишь обрывочные слухи из разных источников. Было похоже на то, что каждый день привносил определенные улучшения в организацию обороны. Распределение провианта приобрело систематизированный характер, и среди защитников крепла уверенность в том, что им удастся как отразить штурм, так и пережить осаду.
Императрица Евгения уже давно обосновалась в Англии, куда попала при помощи добросердечного и отважного джентльмена, ее дантиста-американца. Им удалось бежать буквально через несколько часов после нашего отплытия из Фекама. Император, сломленный, смертельно больной человек, со временем получил возможность присоединиться к жене в Чизлхерсте, вернувшись, таким образом, в страну, давшую ему приют в годину прежних бедствий
[93]. Удивительно, насколько тесно судьба Бонапартов, от начала и до конца этой поразительной династии, переплетена с Англией.
Первый из этого великого рода умер пленником английского оружия, последний пожертвовал собой в схватке с нашими врагами.
– Париж еще не пал, сэр? – спросил официант, подавая мне на следующий день завтрак.
Думаю, вряд ли тем дождливым утром в мире много говорили о чем-то еще, кроме судьбы французской столицы. Осада длилась уже шесть недель, и стальное кольцо сжималось вокруг обреченного города.
Лондонские газеты еще не прибыли, поэтому утренние новости передавались из уст в уста с жадностью, не обращающей внимания на приличия. Незнакомцы заговаривали друг с другом в кофейне, никто не стеснялся задать вопрос соседу. Интерес сблизил людей. В те дни Саутгемптон служил портом, из которого отправлялись лайнеры в Индию, и отель был полон, свободных мест в ресторане не имелось. Я всматривался в загорелые лица суровых людей, пером и шпагой осуществляющих управление нашей великой империей, и быстро пришел к выводу, что Шарля Миста среди них нет. Мудрость, осеняющая нас по утрам, побуждала признать факт, что поиски негодяя разумнее полностью передать в руки мистера Сэндера и его помощников-профессионалов.
Во время завтрака я получил телеграмму от Сэндера, который сообщал, что Париж еще держится. Эта информация имела большое значение для нашего плана действий. Сэндер исходил из предположения, что Мист, подобно всем французам, чувствует себя за границей не в своей тарелке и дожидается только падения Парижа, чтобы вернуться туда и начать активно использовать украденное богатство. Поэтому, как только город капитулирует, мне следовало поспешить в Париж и встретиться там с Сэндером.