Неизвестный Киров - читать онлайн книгу. Автор: Алла Кирилина cтр.№ 107

Сосицкий и Мясников тоже вернулись в Ленинград. После некоторых мытарств они заняли руководящие должности. Сосицкий стал директором авторемонтного завода имени Ленсовета, а Мясников — заместителем заведующего орготдела Ленсовета.

В ходе следствия двое — Мясников и Левин — признали себя виновными «лишь в принадлежности к подпольной группе бывших зиновьевцев», Сосицкий же заявил и «о своей принадлежности к „Ленинградскому центру"», и о том, что «слышал о террористических настроениях».

Итак, все трое дали признательные показания на допросах. И пусть признали не все, что предъявлялось следствием, но все-таки кое-что признали. Почему? Сначала замечу, что не все протоколы допроса ими подписаны. Следовательно, нельзя исключить фальсификации. Но на некоторых — их собственноручная подпись. Предположить опять-таки можно одно: сказалось моральное состояние обвиняемых, вызванное одиночным заключением и мощным психологическим прессингом со стороны следователей. Обдумывая в камерах свое положение, они не сомневались, что их ждет расстрел. Ведь до своего ареста они успели ознакомиться с Постановлением ЦИК СССР от 1 сентября. Нельзя исключить и того влияния, которое оказывала на обвиняемых социально-политическая атмосфера, царившая в стране после убийства Кирова. Следователи, вероятно, не упустили возможность использовать ее для давления на своих «подопечных». Можно предположить, в какое отчаяние ввергали обвиняемых митинги, партийные собрания с резолюциями «расстрелять!», «уничтожить!» и т. п.

Согласно документам следствия, из 13 членов партии (включая и Николаева) — 12 были исключены из рядов ВКП(б) — 15 декабря и только один — Мясников — 20 декабря (четырнадцатый — Н. Н. Шатский был беспартийный). Важно отметить, что партийные собрания в коллективах, где они состояли на партучете, прошли позднее. Фактически они одобрили то, что уже было решено заочно вышестоящими партийными органами. Такая практика имела широкое распространение в те годы, хотя это являлось грубым нарушением действующего тогда Устава ВКП(б), согласно которому член партии сначала должен был обсуждаться в первичной партийной ячейке. Так, Мясников по материалам следствия исключен 20 декабря, а собрание в его партийной организации прошло 25 декабря.

В Ленинградском партийном архиве хранится протокол этого общего закрытого собрания. Присутствовало — 316 человек. Уклонились от участия в нем 108 человек, из них «по неуважительной причине» — 46. Сегодня не представляется возможных установить имена тех, кто «уклонился», но уже одно нежелание участвовать в подобном акте, отличает их как людей порядочных.

Официально повестка дня партийного собрания называлась: «Итоги ноябрьского Пленума ЦК ВКП(б) (доклад секретаря Смольнинского РК — Касимова)».

О чем же говорили выступающие в прениях?

«Плуме (Ленплан): Убийство Кирова — удар врагов в сердце партии. Требую суровой расправы с белобандитами, убившими Кирова.

Вреде (Ленсовет): В свое время разделял взгляды оппозиции. Считаю своим долгом сегодня еще раз от нее отмежеваться. Мое положение еще более тяжелое. Мясников — мне родственник, мы женаты на родных сестрах, но заверяю, что с Мясниковым в его грязных делах ничего общего не имею.

Антонов (секретарь парткома Облик. и Ленсовета). Задает вопрос: О чем ты на днях звонил Казутовой?

Ответ: — Я с ней советовался, как бы сообщить жене Мясникова, чтобы она отреклась от этого прохвоста и написала через НКВД письмо. Жена Мясникова — член ВКП(б) и она вначале не верила преступлению своего мужа, но когда убедилась, то послала ему письмо с проклятием…

Баринов (Облик): В 32-м году Мясников выпустил книгу „Советский день”, в которой протаскивал троцкизм. Партком потребовал снятия его с работы, но из этого ничего не вышло.

Ефимов (Ленсовет): Смотрите до чего обнаглел враг. После убийства Кирова подлец Мясников пришел к Кодацкому и предложил включить в наказ пункт о революционной бдительности, мотивируя убийством Кирова.

Касс (Ленсовет): Я докладывал на избирательной комиссии о плохой явке семей рабочих на выборные собрания. Из этого сделал вывод, что это дело классового врага. На комиссии присутствовали — Кодацкий, Угаров, но на мое заявление они внимания не обратили. А после заседания мне Мясников сказал, что нельзя видеть в пустяках классовую борьбу… Вот вам его лицо, и этот прохвост Мясников был вхож к нашим руководителям и пользовался у них уважением. Посмотрите, все бывшие оппозиционеры устроились на тепленьких местах, а мы прохлопали.

Ибрагимов (Облик): Я не верю ни одному бывшему оппозиционеру, многих из них нужно исключить из партии, террористов — врагов народа — физически истребить. По-моему, преступление Зиновьева, Каменева и других руководителей оппозиции не меньше преступления Николаева и всем им одна дорога.

Антонов: Я призываю вас на деле показать нашу большевистскую бдительность. Город Ленина нужно очистить от всего контрреволюционного охвостья» ^[521].

Такова была действительность, атмосфера тех лет. Вдумайтесь в смысл сказанного на собрании. Жене предлагают написать письмо на мужа в НКВД. И она его написала, да еще и с проклятиями. Еще нет обвинительного заключения прокуратуры, суда, но Мясников уже «убийца», «враг». «Террористов — врагов народа — истребить физически!». И наконец, общее настроение по отношению к оппозиционерам — «ни одному» не верить, причем уже поставлены в один ряд Николаев, Каменев и Зиновьев.

Безусловно, подобная атмосфера всеобщей ненависти оказывала громадное воздействие на душевное состояние арестованных, заставляла их на допросах признаваться не только в причастности к оппозиционной деятельности, но и к подпольным троцкистско-зиновьевским группам.

Последним, 13-го декабря был арестован Сергей Осипович Мандельштам, уроженец г. Риги, член партии с 1917 года. Ему было 38 лет. Он рано начал трудиться на прославленном Путиловском заводе, затем четыре года провел на фронтах гражданской войны, после демобилизации вернулся на свой завод. Сторонник Зиновьева, Мандельштам вскоре после XIV съезда ВКП(б) направляется на работу в Архангельскую губернию, где губернской контрольной комиссией ВКП(б) в 1928 году исключается из партии. После неоднократных обращений в Ленинградский обком партии, ЦК ВКП(б) в апреле 1929 года Сергея Осиповича восстанавливают в правах члена ВКП(б) с отметкой в партдокументах о пребывании вне партии с января 1928 по апрель 1928 года. Ему разрешают вернуться в Ленинград. Перед арестом он работал заместителем руководителя экономического сектора «Гипромеза» ^[522].

Еще по совместной работе на Путиловском заводе Мандельштама хорошо знал Н. И. Ежов. Видимо, «по знакомству», он лично допрашивал его. Бывший чекист Р. О. Попов рассказывал об этом так: «Мне позвонил Луллов (зам. начальника одного из отделений СПО. — А.К.), попросил срочно зайти к нему. Я пришел. У него сидел арестованный. Луллов сказал „покарауль" и вышел. А через несколько минут вернулся, но уже вместе с Ежовым и А. Косаревым. Ежов подошел к арестованному, сел сбоку на край стола, назвал его „Сергеем" и стал вспоминать, как они вместе работали на Путиловском заводе и боролись там с меньшевиками. А потом Ежов стал убеждать Мандельштама сознаться в преступлении против Кирова, говоря: „Вы подали заявление об отказе от своих взглядов, но сами сохранили их, встречались, культивировали ненависть к руководству партии — Сталину, Молотову, Кирову, хотя имя его не называли, вербовали своих сторонников, выступали против диктатура пролетариата“».