— Нет... — мрачно буркнул охранник, немного поколебался, и исчез во внутренних покоях дома.
Спустя какое-то время он вернулся вместе со старым седым евреем в ермолке и одежде, похожей на длинный халат, который так приветливо улыбался, словно встретил какого-нибудь родственника или сердечного друга. Обменявшись с гишпанцем приветствиями, он спросил:
— И что вы имеете мне сказать?
— Не думаю, что ваш сторожевой пёс должен присутствовать при нашем разговоре, — резко ответил Чёрный Кастилец, кивком головы указав на охранника, который уже не маскировал свои пистолеты, а положил руки на пояс, поближе к ним.
— Хаим, выйди, — приказал ростовщик охраннику; и многозначительно добавил. — В комнаты...
Охранник молча повиновался, но его взгляд, брошенный на гишпанца, был более чем красноречив. Алексашка понял, что он получил приказ держать их на прицеле. Но откуда, с какой позиции? Ведь дверь охранник за собой закрыл. Он вопросительно глянул на Федерико, тот всё понял и глазами указал Ильину-младшему на оконце над возвышением. Оно предназначалось для вентиляции и было украшено — скорее, замаскировано — миртовым венком. В окошке что-то на миг блеснуло — всего лишь слабый блик, но он явно шёл от пистолетного ствола.
Алексашка почувствовал себя неуютно; а ну как разговор Чёрного Кастильца с евреем не сложится? Федерико мужик горячий, и охранник точно медлить не будет, уложит с окошка обоих — как охотник глупых куропаток. Поэтому, пока гишпанец и Йосель Беренс разговаривали, Алексашка черепашьим шагом смещался на то место, куда точно не достанет выстрел из пистолета.
— Ваш брат задолжал мне некую сумму, — сказал Федерико.
— Простите, мой господин, но как ваше имя? — спросил ростовщик.
— Это неважно. У меня есть расписка Лемана Беренса и его клятвенное обещание, что деньги вернёт мне с процентами, а если не он сам, то его родственники. Тогда Леман и назвал ваше имя и место, где вас можно найти.
— Позвольте спросить, где вы встречались с моим братом? — Большие чёрные глаза еврея превратились в две колючие щёлки.
— Далеко отсюда. В прекрасном городе Вальпараисо.
— А! — воскликнул Йосель Беренс. — Я где-то так и думал! К сожалению, я очень давно не видел брата... но это неважно. Его долг — это долг семьи. Покажите расписку.
Федерико достал из тубуса подзорной трубы уже знакомый Алексашке золотой листочек и отдал его Беренсу. Ростовщик внимательно прочитал надпись — несколько раз — и сказал:
— Да, это почерк Лемана. И подпись его. Но это большие деньги, и я не могу так быстро их собрать...
— Сегодня, — отчеканил Чёрный Кастилец. — Немедленно! Я не могу долго ждать.
Алексашка понимал, почему Федерико настаивает на получении своих денег как можно скорее. Йосель Беренс может донести на него венской полиции, которая с удовольствием вздёрнёт на виселице хорошо известного в Европе пирата по имени Чёрный Кастилец, и никакая расписка, никакие деньги не помогут вынуть шею Федерико де Агилара из петли. К тому же хорошо известному в городе ростовщику не составит особого труда отказаться от финансовых претензий подозрительного бродяги, не впутывая в это дело своего братца, который наживался на пиратах, покупая добычу морских разбойников и пуская их деньги в оборот.
Йосель Беренс внимательно посмотрел в бешеные глаза гишпанца и торопливо ответил:
— Хорошо, хорошо! Не нужно так волноваться. Я что-нибудь придумаю. У меня дома есть... м-м... небольшой запас. Думаю, хватит. Хаим! — повысил он голос. — Принеси ларец.
За стеной что-то загремело, — наверное, Хаим свалился с лестницы, — и спустя считанные минуты охранник появился с ларцом, который тащил с трудом, настолько он был тяжёл. И началась процедура подсчёта процентов.
Теперь уже место Федерико занял Алексашка. Тут он и понял, для чего гишпанец взял его с собой. В коммерции Федерико слабо соображал, в отличие от Ильина-младшего, которого Демьян Онисимович натаскивал на эти дела с детства. Конечно же ростовщик попытался схитрить, смошенничать, — ну как в его деле без этого? — но Алексашка пресёк эти поползновения на корню, после чего Йосель Беренс уже не трепыхался. С уважением посматривая на Ильина-младшего, он отсчитал требуемую сумму, Федерико загрузил золото и серебро в большой кожаный мешок, и они покинули дом-крепость ростовщика.
Он даже не пытался их остановить, предложив гишпанцу совместный гешефт. Йосель Беренс понимал, что это бесполезно. Он почти не сомневался, что его деньги из Вены не уйдут, но ими будет распоряжаться какой-нибудь другой ростовщик или негоциант. Эта мысль так разозлила Йоселя Беренса, что он отвесил оплеуху Хаиму, который был его племянником.
— За что?! — воскликнул бедолага.
— Я сколько раз тебе говорил не прыгать по лестнице, как горный козёл?! Подставь под окошко крепкий стол. Не сделаешь, в следующий раз уши оторву!
Хаим покорно кивнул и отправился на свой пост у входа в дом...
В тот же день, вечером, они отправились в хойригер «Сломанная подкова», чтобы отпраздновать превращение пирата Чёрного Кастильца в зажиточного дворянина Федерико де Агилара. Алексашка даже почувствовал некоторую неловкость от этого преображения. Теперь они стояли на одной доске, и мало того, гишпанец оказался гораздо богаче Ильина-младшего с его деньгами, вырученными за сёмгу и кавьяр. Но Федерико, получив своё золото, да ещё с большими процентами, стал гораздо веселей и приветливей, и спустя какое-то время между ними снова восстановились прежние дружеские отношения. Когда они изрядно выпили, гишпанец неожиданно продолжил рассказ о своей судьбе, который начал по дороге в Вену:
— Наверное, ты сгораешь от нетерпения услышать мои приключения, которые привели меня в Архангельск...
— В общем, да... — покраснев от смущения, честно сознался Алексашка.
— И в этом нет ничего предосудительного. В свои молодые годы я тоже везде совал свой нос, дабы услышать или подсмотреть что-нибудь новое, интересное. Нет-нет, я ни в коем случае не хочу тебя обидеть! Познание мира — удел юности. И это правильно. Молодой человек должен учиться, как дожить до старости. А каким образом это можно сделать, не разобравшись, что собой представляет окружающий мир и какими опасностями он наполнен?
— Я понимаю...
— Не сомневаюсь... С чего же начать? Пожалуй, с того, что однажды команда моего корабля вручила мне пикового туза.
— Почто так?
— У «Берегового братства» — так мы себя называли — пиковый туз был чёрной меткой. Иногда в качестве чёрной метки выступала не игральная карта за отсутствием оной, а листок бумаги с нарисованным сажей круглым чёрным пятном. При передаче такой чёрной метки пятно отпечатывалось на руке пирата, тем самым вынося ему приговор, который нельзя отменить. Пиковый туз давал мне ясно понять, что я низложен. Опровергать выдвинутые против меня обвинения было бессмысленно; многие из тех храбрецов, с которыми я начинал и кому всецело доверял, погибли в сражениях, а новички оказались слишком жадным, трусливыми и тупыми. Осталось лишь принять вызов на поединок, но команда знала, как я дерусь, и чёрная метка не содержала требование доказывать свою невиновность в поединке с новым капитаном или с любым из пиратов. Короче говоря, чёрная метка в моих руках говорила о том, что приговор мне вынесен окончательный и обжалованию не подлежит. Надлежало лишь выяснить, отпустят меня на все четыре стороны или заставят прогуляться по доске.