Маркитант Его Величества - читать онлайн книгу. Автор: Виталий Гладкий cтр.№ 11

— Проголодался, поди? — ласково спросила мать.

— А он завсегда голодный, — фыркнула Ховронья.

— Брысь под лавку, крошечка-хаврошечка! — беззлобно откликнулся Алексашка.

— У-у! — замахнулась на него веником Ховронья. — Басурман!

— Хватит вам… — Мать поставила на стол в углу поварни «латку» с запечённой треской и сказала: — А поешь, поешь… Вишь-ко, какой ты у меня большой вымахал.

— Велика фигура, да дура! — сердито сказала Ховронья.

— Ладно тебе, не злись, — примирительно ответил Алексашка. — Я ведь пошутил.

— Сам ты охломон, и шутки твои дурацкие… — Ховронья обиженно надулась.

— Ну прости, сестрёнка, виноват.

— Да ну тебя…

Ховронья занялась шанежками, — как раз тесто подоспело, — а Ильин-младший жадно набросился на треску. Мать готовила её по-особому, с травками, поэтому рыбка была удивительно ароматна, и Алексашка умял довольно-таки большую рыбину быстро — как за себя кинул. А затем, выпив кружку «кёжа», горячего ягодного киселя, отправился на боковую — от сытости начали глаза слипаться…

На следующий день Алексашка поднялся раньше всех — нужно было открывать лавку. Быстро пожевав на поварне, что под руку попалось, он вышел на улицу и направился к берегу Двины, где находилось торговое заведение Ильиных. Отец очень удачно выбрал место для лавки — посреди ярмарочного торга. Доходное место обошлось ему в немалую копеечку, но оно стоило того. Ярмарочная торговля в Архангельске проходила непосредственно на берегу реки, а также на пристани, плотах, а иногда и прямо на судах. Архангельская ярмарка длилась обычно три месяца — с июня до сентября. Осенью торговый бум спадал.

Рынком служила площадь возле пристани. В период навигации вся Двина у города была сплошь заставлена судами разных величин и наименований: поморскими раньшинами, шняками, соймами, двинскими ускоями и паусками, шитиками, холмогорскими карбасами, пинежскими обласами, лодками-осиновками, еловками… А ещё были суда иноземные — аглицкие, голландские, швенские, гамбургские, бременские, датские.

Поморы везли рыбу с дальних берегов и грузились хлебом, солью, лесом. Иноземные суда увозили в Европу сало, мясо, масло, лен, пеньку, коноплю, хлеб, кожи, поташ, смолу, ворвань, мёд, воск, рыбу, рыбий клей, свиную щетину… А уж за пушнину, особенно за шкурки «царя мехов» — соболя, европейские купцы едва не дрались.

Россия не имела своего морского флота, поэтому почти вся внешняя торговля в северных морях находилась в руках иностранцев и осуществлялась на их судах. Европейские купцы привозили изделия из золота и серебра, посуду, галантерею, москательные и аптекарские товары, вина, пряности (особенно перец разных сортов), изюм, инжир, лимоны, чай, сахар, шерстяные и шёлковые ткани, писчую бумагу, краски, белила, иголки, булавки…

Добрая половина архангельского люда находило работу на рынке. Даже бабы — по местному «жонки» — были заняты выгодной подённой работой. Часть их занималась промывкою на плотах крепко просоленной трески, а часть расселась у наскоро сбитых столиков и прилавков с ходовым товаром: шерстяными чулками, перчатками и рукавицами, сапогами, овчинными полушубками, ситцем, носильным платьем в виде готовых красных рубах… Торговали они и самодельными компасами — «матками», как называли их поморы. Много продавалось разной деревянной посуды, попадались и книги, стоившие очень дорого; на них спрос был большой, но только не каждому они были по карману.

Время близилось к весне, и рынок ожил, проснулся от зимней спячки, благо солнышко начало пригревать прямо с утра. Люд возле прилавков толкался разный: и рослые поморы-кемляне, и сумляне, раздобревшие на треске и чистой, не тяжёлой работе, и робкие с виду жители Терского берега… Застенчивый коренастый лопарь — саам — пытался скостить копеечку с какого-то товара, но разбитная торговка с таким напором трещала языком, что он махнул рукой и отсыпал ей денег столько, сколько она просила.

Шенкурский мужичок — «ваган кособрюхий водохлеб» — покупал «матку». Торговаться он не стал; назвал свою цену, как отрезал. Видимо, хорошо знал, сколько стоит самодельный компас. Торговка повздыхала с сожалением, но уступила. Востроглазый Алексашка различал среди поморов мезенцев, прозванных сажоедами и чернотропами, подвинских жителей — с виду угрюмых, а на самом деле ласковых, но хитрых, пронырливых и острых на язык, татар, которые испокон веков держали в Архангельске торговлю бакалейными товарами и сладостями…

Работа в отцовской лавке, пусть и время от времени, приучила его разбираться в людях. Торговое дело не любит лентяев и олухов. Покупатель не должен уйти из лавки с пустыми руками, а значит, нужно видеть его насквозь и уметь найти слабинку, чтобы воспользоваться ею к собственной выгоде. Отец натаскивал Алексашку как щенка, чтобы вырастить себе замену. Он обучил его не только грамоте и счёту, но и языкам. А иначе как общаться с иноземными купцами? От толмачей в делах торговых проку мало, нужно самолично обговаривать сделку. Только так можно получить наибольшую выгоду.

Проходя мимо торгового ряда, где продавалась всякая всячина, он услышал интересный разговор, который заставил его остановиться и подойти к лотку с разной дребеденью. Большей частью там были женские принадлежности — гребешки, иглы, напёрстки, вязальные спицы, дешёвые серьги и перстеньки, — и торговка поначалу с удивлением воззрилась на молодого человека, который делал вид, что приценивается, но потом решила, что тот просто убивает время гляделками, и насторожила уши, дабы выслушать то, о чём трещала её соседка.

— …Слыхала, как вчерась оконфузились Тюрдеевы? Сына своего, Сенку, женили, дак лошади в свадебном поезде просто взбесились, на дыбы начали становиться, стали ржать, как ошалелые, пеной изошли. Их понукают идтить вперёд, кнутами стегают, а оные — ни в какую.

— Почто так? — спросила её товарка.

— Хе… — осклабилась торговка. — Сенка Тюрдеев много кому сала за шкуру залил, ещё тот разбойник, вот ему и устроили веселье. Кто-то разложил куски медвежьего мяса на пути свадебного поезда. А известно, что лошадь боится медвежатины до ужаса, на нюх не переносит. Испортили молодых… Почти все поезжане — свадебные гости — потерялись, и свадьба пошла насмарку. Расходы какие…

— И как таперича?

— Надобно отпускать свадьбу от дурного глаза. Тюрдеевы сильного колдуна гдей-то сыскали. Грят, тока ему под силу исправить положение.

Алексашка мстительно ухмыльнулся; поделом Сенке! Это был его давний соперник. Он дрался с ним начиная с того времени, как крепко встал на ноги. И нужно сказать, много лет Сенка брал верх, так как был старше. И только последние два-три года Алексашка начал отдавать долги. Сенка был коренастым, сильным, но не очень увёртливым, в отличие от Алексашки, чем тот и пользовался.

Он сбивал Сенку с ног разными коварными приёмами, забегал то справа, то слева, и когда тот совсем терял голову и начинал слепо размахивать кулаками (нужно отметить, весьма увесистыми), как мельница крыльями, мутузил его до красной юшки. Потом, конечно, они мирились (всё ж не кровные враги), но только до следующего раза, — Сенка, упрямый, как бык, никак не мог поверить, что хлипкий с виду Алексашка Ильин, над которым он всегда брал верх, сильнее его. Просто, Сенке никогда не доводилось видеть Алексашку обнажённым. Ильин-младший был высок, худощав, но мускулист; казалось, что всё его тело перевито корабельными канатами. А уж в проворстве с ним мало кто мог тягаться.