Эверест - читать онлайн книгу. Автор: Тим Скоренко cтр.№ 31

Последней из семьи Келли умерла бабушка – не та, что спасала мальчика от монстров, а другая, жившая где-то в Северной Ирландии, в глуши, в районе Дандживена, на ферме по Бовьел-роуд. Джон никогда ее не видел, но знал, что на момент смерти ей был сто один год – она, будучи старейшей в семье, пережила всех – и сына, и его значительно более молодую жену, и только внук не успел разбиться где-нибудь в горах, позволив бабке уйти с миром. Хотя было ли ей дело до внука – видимо, нет, потому что о ее существовании Келли узнал, лишь когда ему пришла бумага о том, что он наследует еще и ферму в Северной Ирландии. Келли ни разу не приехал посмотреть на свою новую собственность – он просто поручил адвокатам продать ее, чтобы больше никогда не вспоминать о семье.

Первая женщина в жизни Келли появилась, когда ему было восемнадцать, а последняя ушла незадолго до его путешествия на гору. И это была, как ни странно, одна и та же женщина, между двумя появлениями которой Келли сменил десятки подстилок, к которым не испытывал ничего, кроме сиюминутного вожделения. Ее звали Эллен, и она ненавидела Джона всю жизнь, сумев разбить ему сердце дважды, но в этой диковинной ненависти крылась – она сама о том не подозревала – самая странная и страшная любовь, какая только возможна. Эллен чувствовала себя привязанной к Джону и не могла покинуть его, не могла забыть; он внушал ей отвращение, но при этом заставлял смотреть на себя неотрывно – так человек оборачивается на улице, когда мимо него проходит калека. Первый раз они переспали после какой-то пьянки в студенческой общаге, когда Келли в очередной раз было некуда деться, а у Эллен съехала подруга. Эллен предложила переночевать у нее на втором ярусе, который быстро превратился в первый, а одежда разметалась по комнате так, что утром Келли уходил в одном носке – второй так и остался не найденным. Это был короткий роман, на три недели, он попытался за ней приударить, они сходили на какой-то дрянной фильм, потом на какой-то не менее дрянной современный балет, переспали еще раз, другой, третий и разошлись с миром, вот только она не смогла его забыть: его смешливую рожу, его крепкое тело, его резкие, животные движения над ней. Он забыл ее быстро – в том плане, что ни разу не выказал желания повторить, но она не смогла простить ему этого и появлялась перед ним случайно: в коридорах, потом на лестничных площадках, потом в поездах подземки, потом еще где-то, потом она принесла коврик и провела ночь у дверей квартиры, которую он умудрился снять за какие-то гроши. Он нашел ее утром и впустил, и смилостивился, и это был роман номер два, который длился полтора года, и за это время он влюбился в нее так, что отдал бы за нее жизнь. Она чувствовала это, чувствовала его страсть, понимала – и на самом пике, на самой вершине их отношений собрала вещи и ушла – плача, истекая слезами и болью; она не могла даже назвать водителю адрес, куда ехать, и тот, худосочный араб, утешал ее на ломаном английском, прижимая к ее сочащимся глазам свой не первой свежести платок.

Когда Келли понял, что Эллен ушла, он не пытался найти ее, потому что знал: она ушла навсегда, и даже понимал причину ее ухода. Он просто собрал все, что напоминало ему о ней, и сжег это на какой-то свалке, а потом ударился в четырехмесячный запой, в ходе которого его наконец отчислили из колледжа. А потом умерла Саманта, и Келли досталось наследство в виде приличной суммы денег, нескольких единиц недвижимости, трех автомобилей, и он понял – учиться незачем, совершенно незачем. Можно жить.

Но где-то там, под жизнью, под бесчисленными приключениями, сплавами, горными походами, путешествиями в Америку и Австралию, под внешним лоском бесшабашного и безалаберного Келли жили две любви: одна отравляла ему жизнь, вторая – тянула вперед. Первой была Эллен. Он не забыл ее и поражался тому, что мог ее полюбить, эту очередную подстилку, которая стала страшным, навязчивым видением, не пропускающим в его сердце ни одну другую женщину. Он искал ее глазами на улицах десятков городов, он пытался дозвониться до нее по каким-то старым, давно заблокированным телефонам, он приезжал к ее родственникам и знакомым, но все разводили руками: Эллен исчезла, пропала, никто давным-давно не знал, где она и чем занимается. Келли рисовались страшные картины; он мнил ее распущенной проституткой и наркоманкой и мечтал спасти, вытащить из этого ада, вернуть в обычную жизнь и предложить ей выйти за него замуж на палубе межконтинентального лайнера. Он лелеял эту мечту и предварительно узнал, что капитаны дальнего плавания при подаче предварительного заявления имеют право венчать молодых прямо на корабле, потом заключенный в открытом море контракт нужно лишь закрепить в соответствующих органах на суше. Он придумал для себя и Эллен целую жизнь, которой не было и быть не могло, и потому более всего боялся не того, что она умерла, спилась или больна раком, а того, что она счастлива. Именно счастье представлялось Джону последней стеной, через которую ему уже никогда не перебраться, потому что он понимал, что не сможет сделать ее счастливее, чем уже сделал ее кто-то другой.

Он не забыл ее, как не может мужчина забыть свою первую женщину, – да она и была его первой женщиной, более того, в каком-то высшем, недоступном простому восприятию смысле она всегда оставалась его единственной женщиной, независимо от того, скольких он еще осчастливил своим подтянутым телом и жарким взглядом. Он попытался жить так, как будто ее никогда не было, и у него получилось, потому что невозможно вечно поклоняться одному идолу – со временем его очертания теряют яркость, погружаясь, подобно фигурам острова Пасхи, в дебри памяти. Если бы у него сохранилась хотя бы одна ее фотография, он бы не смог успокоиться, он бы снова и снова брал этот снимок и смотрел на него, и сердце его прожигала бы та же самая игла, которая появлялась внутри при мыслях о смерти, но снимков не было, и постепенно из памяти стирались ее волосы, ее глаза, ее нос и губы, ее тело – все это идеализировалось, превращалось во что-то божественно-недоступное, напоминающее девичьи фигуры из японского хентая, и потому Келли все больше боялся встретить ее живую – такую несовершенную и такую счастливую.

Конечно, он ее встретил, точнее – она внезапно появилась на его пути в очередной раз, спустя семь лет после расставания, зрелая и чуть располневшая, сексуальная до невозможности, требующая срочных объятий и не дающая спуску. Они не встретились на улице или в кафе, не нашли друг друга в социальных сетях, их не свела судьба на одной работе; она нашла его сама – он услышал звонок в дверь своей лондонской квартиры и открыл, и на пороге стояла Эллен, и у нее был чемодан. Я ушла от мужа, сказала она, и вошла в квартиру – так они снова начали жить вместе. Она почти ничего не рассказывала об этих семи годах, но Келли все понимал; он понимал, что она любила его все это время и будет любить отныне и впредь, и только смерть – та самая, с иглой в сердце – разлучит их, если ей очень этого захочется. Келли погрузился в новую Эллен целиком, потому что не хотел иначе, ее возвращение он принял как нечто естественное, должное произойти в любом случае – никаких исключений, будто бы и не было этих лет: просто вчера она поехала в гости к маме в соседний город, а сегодня вернулась оттуда первым же утренним рейсом. Он внушил себе эту идиллическую картинку и совершенно забыл о реальном мире – они снова стали двадцатилетними, они снова катались на чертовом колесе и ели мороженое, они снова неистово занимались сексом, забывая о времени и пространстве, и она шептала ему – я хочу от тебя ребенка, а он отвечал: да, да, и сердце у него колотилось безумно, цитируя Джойса, и да я сказала да я хочу. Да, потому что это была самая настоящая из всех самых настоящих любовей, если это слово вообще может существовать во множественном числе, ибо любовь одна, – и вот она, между ними, между Джоном и Эллен. Через полтора месяца она принесла ему тест с соответствующим количеством полосочек, и он улыбнулся, потому что наконец, спустя многие треволнения, глупости и ошибки, он жил полноценной жизнью с единственной женщиной, которая была ему нужна, и эта женщина несла в себе его ребенка. Это выглядело как хэппи-энд, пахло хэппи-эндом и даже на вкус напоминало хэппи-энд, и все было бы прекрасно, если бы в дверь квартиры Джона Келли не позвонили во второй раз.