Траектория полета - читать онлайн книгу. Автор: Карен Уайт cтр.№ 68

Мама Джорджа всегда говорила, что это предупреждение нам обоим и что ничего хорошего красный прилив не приносит. Однако нас никогда не волновало мнение других. Может быть, стоило к нему прислушаться. Может быть, нам с отцом следовало прислушаться к моей матери, когда она уговаривала нас переехать подальше от воды, где брызги красного прибоя отравляют воздух. Родители мамы жили в Гейнсвилле и были бы нам рады – они всегда радушно встречали нас, когда я была маленькой. Мы жили там, пока мне не исполнилось восемь, а потом переехали в Апалач, в этот красивый дом на берегу.

Я шагнула вперед, едва замечая, как липнет к ногам ночная рубашка, и напрягла слух, пытаясь расслышать за плеском волн голос Джорджа. Как легко было бы идти дальше, позволить влажным рукам залива затянуть меня под воду, пока солнце – не более чем отдаленное размытое пятно. Воссоединиться с Джорджем.

Я никогда не хотела с ним разлучаться. Я верила, что общая тайна накрепко связывает людей друг с другом. Но тайны, как маленькие черви, пробираются под кожу, растут и растут, пожирая плоть, и пытаются вылезти наружу. Если от них не избавиться, они вас уничтожат, оставят только кости.

– Б-Берди?

Я обернулась, на секунду поверив, что время пошло вспять и меня окликает Джорджия. Но я узнала заикание, вспомнила, что Джорджия никогда им не страдала.

Бекки сжимала в руках большого плюшевого кролика, подарок от Джорджии в день, когда она появилась на свет. Меня всегда удивляло, что Мейси позволила его оставить.

Одно ухо оторвано – наверняка лежит в шкатулке для рукоделия, белый длинный мех давно посерел от множества стирок. На животе у него карман на молнии, чтобы хранить там пижаму, но Бекки прячет в нем разные вещицы: соски, носки, обручи для волос, ракушки. Раньше она повсюду брала кролика с собой, но теперь считает себя слишком взрослой, и кролик, хотя все еще любимец, хранится в ее комнате.

– Почему ты в воде?

Я быстро вышла на берег, устыдившись того, что напугала ее. Я погладила Бекки по золотистым волосам и поцеловала в лоб. Она уселась в деревянное кресло. Я отжала подол, села в соседнее кресло и ободряюще улыбнулась. Она улыбнулась в ответ, вытянулась с прямой спиной на краю сиденья и запела.

Мы начали этот ритуал, когда вернулась Джорджия и я заметила, что Бекки стала чаще заикаться, как будто напряжение в доме сковало ее язык. Два дня спустя после приезда Джорджии у меня снова была бессонная ночь. Красные лучи встающего солнца пробирались мне под веки, напоминая о Джорджии и о воде, и меня потянуло к заливу, словно магнитом. Бекки тогда проснулась и пошла за мной.

Она любила петь, когда была маленькой, но стеснялась на людях. Мейси обладает красивым голосом, в отличие от Джорджии – у той нет даже слуха. Голос у Мейси чистый и сильный, но и она тоже стесняется, боится привлекать к себе внимание. Я слишком была занята Джорджией, пытаясь заставить ее пойти на конкурс красоты или брать уроки актерского мастерства, и не замечала желания Мейси петь и того, как нуждается она в моей поддержке. Я хотела для них самого лучшего. Я хотела, чтобы мои дочери не выросли посредственными, хотела научить их уверенности в себе, чтобы они всегда двигались вперед и не оглядывались на прошлое.

У меня не получилось, как не получилось и многое другое. С Бекки я видела шанс начать заново, помочь ей обнаружить в себе таланты. Тогда я могла бы притвориться, что маленьким ведерком можно вычерпать из лодки всю воду сожалений.

Сначала я поощряла ее петь вместе со мной, а потом стала замолкать, чтобы дать ей услышать собственный голос, восхититься его диапазоном и чистотой. Удивительно, но она никогда не заикается при пении, ее голос звучит уверенно и безупречно. Мы храним это в секрете, зная, что Мейси не поддержит ее, потому что пение напоминает ей обо мне, о фривольности конкурсов красоты и театральных школ – обо всем, что она считает причиной своей личной катастрофы и личных разочарований.

Бекки запела «О, какое прекрасное утро» ^[17], я молчала, давая ей понять, что она справится сама.

Бекки закончила и откинулась на спинку стула, устало улыбаясь. Из волн выглянула рыбка, позавтракала мошкой, летавшей над водой, и снова скрылась.

– Так не хочется сегодня в школу! – пожаловалась Бекки.

Я положила руку на ее маленькую ладошку и легонько сжала. Я только недавно узнала, что маленькие жесты могут быть важны. И что слова не всегда необходимы. Этому научила меня Бекки.

Она соскользнула с кресла. Длинная футболка доходила ей до колен. Старая футболка Лайла с надписью на груди: «Тот был смелым человеком, кто первым отважился отведать устрицу!» – цитата Джонатана Свифта, которую Лайл часто повторял, и футболка в свое время стала ему прекрасным подарком от Мейси.

– Я бы хотела, чтобы мы все были счастливы. Мы ведь раньше были счастливы, да?

Я улыбнулась ей, будто соглашаясь, хотя не уверена, что знаю ответ на этот вопрос. Насколько далеко я должна заглянуть в прошлое в поисках правды?

На краю моего сознания мелькнуло лицо Аделины. Как крылья бабочки, порхнуло воспоминание из давнего прошлого – до того, как аромат соленой воды стал частью меня. Мы с Аделиной на лавке за деревянным столом, она расчесывает мои волосы. На столе десять тарелок, воздух густеет от запаха курицы и картофеля из духовки. Я даже повернула голову, уверенная, что сейчас ее увижу, скажу ей, что до сих пор ее помню. И жду нашей встречи.

– Правда же? – Бекки смотрела на меня с тем же упрямым выражением, какое всегда появлялось на лице Джорджии, когда она бросала мне вызов. – Мама говорит, ты не разговариваешь, потому что наказываешь ее за то, что она не такая дочь, какую ты хотела. Я слышала, как она однажды сказала это дедушке. Но это же не так?

Я медленно покачала головой из стороны в сторону, вспоминая Мейси в тот день, когда она родилась, – темные волосы, светлые глаза, ничуть на меня не похожая. Вспоминая, как Мейси провела бо́льшую часть своей юности в попытках это исправить.

Бекки склонила голову к плечу. Розовый луч подчеркнул плавный изгиб ее подбородка, и в этот момент я снова увидела Аделину. Она прижимала к моей руке что-то твердое и холодное, прося никогда ее не забывать, а затем показала мне фотографию на картонке. Все будет хорошо. Она положила свою ладонь на мою, потом отняла ее, распрямила пальчики, как лепестки распускающегося цветка. Я повторила ее движение – старый ритуал, которому меня научил кто-то другой, человек, лица которого я не могу вспомнить.

Ее слезы капали на мою руку, чьи-то другие руки потянули меня от нее. Я сопротивлялась, пытаясь зацепиться ногами о кафельный пол, но не кричала. Я переживала подобное раньше и знала, что никто не станет меня слушать. Наверное, именно тогда я решила, что слова ничего не значат.

– Мне нужно вернуться в постель, пока мама не проснулась. – Бекки опустила голову, снова становясь похожей на маленького ребенка, и у меня защемило сердце. – Не сердись, но я кое-что нашла в твоей комнате.