— А вы за ним?
— Само собой.
Дагенхэм поколебался.
— Но меня интересует, какого черта ему понадобилось у Бэйкера на фабрике уродов?
— Пластическая операция? — предположил Шеффилд. — Новое лицо?
— Это вряд ли. Бэйкер классный спец, но так быстро даже он не справился бы. Какая-то незначительная коррекция. Фойл был на ногах, но с перебинтованной башкой.
— Татуировка, — проронил Престейн.
Дагенхэм кивнул. Усмешка сползла с его мертвых губ.
— Меня это и тревожит. Понимаете ли, Престейн, если Бэйкер свел ему татуировку, мы никогда не узнаем Фойла.
— Дорогой мой Дагенхэм, осмелюсь заметить, что от сведенной татуировки его лицо не изменится.
— Мы не видели его лица. Мы видели только маску.
— А я вообще никогда не встречался с этим парнем, — вмешался Шеффилд. — Маска-то хоть как выглядит?
— Он в ней похож на тигра. Я провел с Фойлом две долгих беседы. Я должен был бы запомнить его лицо в мельчайших деталях. И знаете что? Я не смог. Я помню только татуировку.
— Это поразительно, — вякнул Шеффилд.
— Да нет. Встречали бы вы Фойла, так сами убедились бы. А впрочем, неважно. Он выведет нас на «Кочевника». Он приведет нас к вашим миллионам, Престейн, и вашему ПирЕ. Мне почти жаль, что все скоро закончится. Или же почти закончится. Как я уже сказал, я искренне наслаждаюсь ситуацией. Уникальный человек, просто уникальный!
Глава 7
«Уик-энд на Сатурне» был спроектирован по образцу роскошной яхты. Там хватало места на четверых, а для двоих было и вовсе просторно. Недостаточно просторно, впрочем, для Фойла и Джиз Маккуин. Фойл спал в главной каюте, Джиз обитала в отдельной.
На седьмой день полета Джизбелла во второй раз заговорила с Фойлом:
— Снял бы ты эти повязки, Гуль
[15].
Фойл покинул камбузную рубку, где сидел, в мрачном одиночестве попивая кофе, и направился в санузел. Он проплыл как можно дальше от Джизбеллы и завернул в альков перед зеркалом ванной. Джизбелла подтянулась к умывальнику, открыла аптечку, достала капсулу эфира и принялась тяжелыми, исполненными ненависти движениями опрыскивать и разматывать повязку. Полосы бинтов поддавались неохотно, Фойл сгорал от нетерпения.
— Думаешь, Бэйкер справился? — спрашивал он. Ответа не было. — Мог он где-нибудь промахнуться?
Снова молчание. Она продолжала разматывать бинты.
— Два дня назад болеть совсем перестало.
Нет ответа.
— Бога ради, Джиз! Между нами, что ли, до сих пор война?
Руки Джизбеллы замерли. Она с омерзением глянула на все еще забинтованное лицо Фойла.
— А ты как думаешь?
— Я тебя спросил.
— Ответ — да.
— Но почему?
— Ты никогда не поймешь.
— А ты сделай так, чтобы до меня дошло.
— Завали хлебальник.
— Если между нами война, почему ты со мной полетела?
— Чтобы закончить одно начатое с Сэмом дело.
— Ради денег?
— Заткнись.
— Ты не обязана. Ты могла бы мне довериться.
— Довериться тебе? Тебе?! — Джизбелла рассмеялась невеселым смешком и вернулась к своему занятию. Фойл стиснул ее руки и оторвал от лица.
— Я сам.
Она хлестнула его по бинтам.
— Делай, что я тебе говорю. Стой смирно, Гуль!
Она продолжила разматывать бинты. Наконец отпала полоса, закрывавшая глаза Фойла. Они уставились на Джизбеллу: темные, налитые кровью. Веки были чисты. Переносица — тоже. Отпала полоса, закрывшая подбородок. Она оказалась черно-синей. Фойл, внимательно смотревший в зеркало, резко дернулся.
— Он пропустил подбородок! — вырвалось у него. — Чертов Бэйкер…
— Заткнись, — коротко ответила Джиз. — Это борода.
Внутренние слои повязки отпали быстро, освободив щеки, рот и брови. Брови тоже чисты. Щеки под глазами чисты. Остальное лицо закрыто черно-синей семидневной бородой.
— Побрейся, — приказала Джиз.
Фойл пустил воду, смочил лицо, на котором застыла мазь, и сбрил бороду. Потом наклонился ближе к зеркалу и изучил свое отражение. Он не обращал внимания на Джизбеллу, а та наклонилась к нему так близко, что в зеркало глядели теперь они оба. От татуировки не осталось и следа. У обоих вырвался вздох.
— Чисто, — сказал Фойл. — Чисто. Он справился с работой.
Внезапно он еще приблизил лицо к зеркалу и обследовал себя внимательнее. Лицо было ему словно бы внове, так же внове, как и Джизбелле.
— Я изменился. Я и не помню себя таким. Он что, пластическую операцию сделал?
— Нет, — сказала Джизбелла. — Тебя изменило то, что у тебя внутри. Ты смотришь на гуля, нелюдь, лжеца, мошенника.
— Господи, Джиз, заткнись и оставь меня в покое!
— Гуль, — повторила Джизбелла, вперившись в лицо Фойла пылающими глазами. — Нелюдь. Лжец. Мошенник.
Он схватил ее за плечи и оттеснил в соседнюю каюту. Оттуда она перелетела в столовую, схватилась за бар и закрутила тело вокруг него.
— Гуль! — возопила она. — Нелюдь! Лжец! Мошенник! Развратник! Зверь!
Фойл догнал ее, снова схватил и яростно затряс. Заколка, скреплявшая рыжие волосы девушки у шеи, отлетела, кудри расплылись вокруг, словно у русалки. Пылающее лицо ее обратило ярость Фойла в страсть. Он крепко обнял ее и зарылся новым лицом между грудей.
— Развратник, — бормотала Джиз. — Животное.
— О Джиз…
— Свет, — прошептала Джизбелла. Фойл слепо потыкал в настенные выключатели, понажимал несколько кнопок. Дальше «Уик-энд на Сатурне» полетел между астероидов с темными иллюминаторами.
Они парили посредине каюты, прижимаясь друг к другу, нежно поглаживая, перешептываясь.
— Бедный Гулли, — шептала Джизбелла. — Бедный Гулли, дорогой мой…
— Не бедный, — возразил он. — Скоро я стану богат.
— Ага. Богат и пуст. У тебя внутри ничего нет, дорогой мой Гулли. Ничего, кроме ненависти и жажды мести.
— Но ведь этого достаточно.
— Пока достаточно. А позже?
— А позже поглядим.
— Это зависит от того, что у тебя внутри, Гулли. От того, за что ты хватаешься.
— Нет. Мое будущее зависит от того, чего я посчитаю нужным лишиться.