— Это… цена… крови.
— Как так?
— Не хочу… рассказывать.
— Все в порядке?
— Да.
— Что я могу для тебя сделать?
Долгое молчание, потом Джизбелла слабым голосом спросила:
— Ты собираешься договариваться с Гулли?
— Кто, я? Нет конечно. Шанс один из тысячи.
— На борту «Кочевника» должно быть что-то ценное. Иначе бы Дагенхэм так не домогался у Гулли этой инфы.
— Меня она, как и прежде, не интересует. А тебя?
— Меня тоже. Меня вообще больше не интересует Гулли Фойл.
Снова пауза. Квотт спросил наконец:
— Могу я вас покинуть?
— Тебе нелегко пришлось, да, Сэм?
— Прыгая по этой карусели с тигром, я тысячу раз думал, что вот-вот сдохну.
— Мне жаль, Сэм.
— Это и я чувствовал. Когда подвел тебя в тот раз. Когда они загребли тебя в Мемфисе.
— Бросить меня было естественно, Сэм.
— А мы всегда поступаем естественно. Вот только бывают случаи, когда так поступать нельзя.
— Знаю, Сэм, знаю.
— И потом проводим остаток жизни, пытаясь все исправить. Мне, пожалуй, повезло, Джиз. Нынче вечером я с себя этот груз сбросил. Можно мне теперь домой?
— Назад в Йобург и к счастливой жизни?
— Угу.
— Не оставляй меня одну, Сэм. Я себя стыжусь.
— Чего так?
— Жестокое обращение с тупыми животными.
— Что ты имеешь в виду?
— Не обращай внимания. Покрутись немного вокруг меня. Расскажи про счастливую жизнь. Что в ней может быть такого счастливого?
— Ну, — задумчиво протянул Квотт, — это получить все, о чем ты мечтаешь ребенком. Если в пятьдесят у тебя есть все, о чем мечталось в пятнадцать, значит, ты счастлив. А когда мне было пятнадцать…
Квотт углубился в рассуждения о символах, амбициях и фрустрациях мальчишества, которые ему наконец удалось удовлетворить. Потом Бэйкер появился из двери операционной, и Квотт замолчал.
— Ты закончил? — нетерпеливо спросила Джизбелла.
— Закончил. Когда я ввел ему анестезию, работа пошла быстрее. Они ему лицо перевязывают. Через пару минут придет в себя.
— Он слаб?
— Конечно.
— Сколько времени пройдет, пока можно будет снять повязки?
— Шесть или семь дней.
— Лицо очистится?
— Я полагал, его лицо тебя не интересует, дорогуша… должно бы очиститься. Не думаю, что оставил там хоть частичку пигмента. Ты бы хоть восхитилась моим искусством, Джизбелла. А также моей дальновидностью. Я намерен финансировать путешествие Фойла.
— Ты что? — рассмеялся Квотт. — Ты ввязываешься в игру с шансами один на тысячу, Бэйкер? Я думал, ты умнее.
— Я умнее. Боль оказалась непереносимой, и под анестезией он раскололся. На борту «Кочевника» двадцать миллионов платиновыми слитками.
— Двадцать миллионов?!
Лицо Квотта потемнело, и он развернулся к Джизбелле. Но та тоже была вне себя.
— Не надо на меня так зыркать, Сэм, я не знала. Он от меня это утаивал. Клянусь, что он ни разу не сказал, отчего за ним гонится Дагенхэм.
— Именно Дагенхэм ему сообщил, — сказал Бэйкер. — Я вытянул из него и это тоже.
— Я его убью! — пообещала Джизбелла. — Я его своими руками разорву на части, и ты не найдешь внутри ничего, кроме черной гнили. Я из него чучело в твоем зоопарке сделаю, Бэйкер. Господи, тебе очень повезет, если ты его заберешь!
Дверь операционной распахнулась, и двое санитаров выкатили на тележке Фойла. Тот лежал, слабо подергиваясь. Голова его была туго обмотана белыми бинтами.
— Он в сознании? — спросил у Бэйкера Квотт.
— Я его сейчас расшевелю, — пообещала Джизбелла. — Я с этим сукиным… Эй, Фойл!
Фойл едва слышно что-то пробормотал сквозь бинты. Джизбелла глубоко вдохнула и собиралась было накинуться на него, но тут стена госпиталя рухнула. Громоподобный хлопок низверг присутствующих на колени. Прозвучало еще несколько сотрясших здание взрывов, сквозь дыры в стенах ринулись джонтировать люди в униформе, точно стервятники, слетающиеся на поле битвы.
— Это полицейский рейд! — крикнул Бэйкер.
— Иисусе Христе! — побелел и затрясся Квотт.
Люди в униформе появлялись со всех сторон, вопя:
— Фойл! Фойл! Фойл!
Бэйкер с негромким хлопком дематериализовался. Его санитары исчезли тоже, бросив тележку. Фойл слабо сучил руками и ногами, издавая едва слышные звуки.
— Чертов рейд! — тряхнул Квотт Джизбеллу. — Бежим, девочка, бежим!
— Нельзя бросать Фойла! — крикнула Джизбелла.
— Да приди ты в себя! Бежим, девочка!
— Нельзя без него!
Джизбелла вцепилась в тележку и покатила ее вниз по коридору; Квотт едва поспевал за ней.
— Фойл! Фойл! Фойл! — заревели в госпитале.
— Оставь его, бога ради! — взмолился Квотт. — Пускай забирают его!
— Ни за что!
— Девочка, если нас загребут, будет лобо…
— Мы не можем без него!
Они завернули за угол и врезались в орущую толпу пациентов, которые выбрались из операционных и палат реабилитации. Птицелюди хлопали крыльями, русалки ползли по полу, как выброшенные на сушу рыбы. Гермафродиты, великаны, пигмеи, двуглавые близнецы, кентавры и даже сфинкс. Они визжали и пищали, в ужасе убираясь с пути беглецов.
— Стащи его с тележки! — крикнула Джизбелла.
Квотт повиновался, стащив Фойла с тележки. Тот поднялся на ноги и зашаркал по коридору. Джизбелла подхватила его под руку. Вместе Сэм и Джиз приволокли его к следующей двери. За ней оказалась палата темпоральных фриков — существ, которым операция Бэйкера придала ускоренное ощущение времени. Они носились по залу, как перепуганные птицы, издавая пронзительный писк летучих мышей.
— Сэм! Джонтируй вместе с ним.
— Чтобы он потом очухался и содрал с нас скальпы?
— Мы не можем его оставить, Сэм. Тебе уже пора бы это понять. Джонтируй с ним. В Кэйстер!
Джизбелла помогла Квотту подхватить Фойла. Темпоральные фрики продолжали оглашать палату пронзительным писком. Потом двери палаты выбило взрывом. Дюжина выстрелов из пневматических ружей — и темпоральные фрики попадали на пол. Квотта отбросило к стене, он уронил Фойла. На лбу Сэма появился синяк.
— Бегите! — крикнул он. — Со мной покончено!
— Сэм!
— Я сказал, покончено. Я не смогу джонтировать. Уходи, девочка!