ЮРКОВСКИЙ (словно в бреду): Вулканы… Кипящая атмосфера… Какая планета!
БЫКОВ (очень искренне): Владимир Сергеевич…
ЮРКОВСКИЙ: Вы хоть чувствуете, какой это рай для геологов?
БЫКОВ: Владимир Сергеевич, вот об этом я и хочу сказать…
У вас нет второго геолога…
ЮРКОВСКИЙ (резко): Не напоминайте мне об этом!
БЫКОВ: Может быть, я могу в какой-то степени заменить вам его?
ЮРКОВСКИЙ (поворачивается к Быкову, несколько секунд с недоумением глядит на него, затем качает головой): Геологом нужно родиться.
В рубке. Мир без тяжести. ЕРМАКОВ и СПИЦЫН, переползая от машины к машине, делают последнюю проверку готовности аппаратуры. Здесь экраном служит сферический потолок, рассеченный координатной сеткой. На экране плывет толстеющий на глазах серп Плутона.
СПИЦЫН: Кажется, все в порядке, Анатолий Борисович.
ЕРМАКОВ: Да, можно начинать посадку.
СПИЦЫН (с сомнением): Не слишком ли к северу мы взяли? Ведь уходим от «Страны Мехти»…
ЕРМАКОВ (сухо): Нет. Лишние сто километров ничего не значат. А точно будем садиться – когда построим ракетодром.
ЕРМАКОВ, цепляясь за тросик, пробирается к своему креслу у пульта и пристегивается ремнями.
ЕРМАКОВ: Богдан Богданович, ступайте в каюту.
СПИЦЫН: Почему?
ЕРМАКОВ: Так мне будет спокойнее. Идите, идите. Я… один.
Кают-компания. СПИЦЫН быстро и ловко спускается в свое кресло.
ЮРКОВСКИЙ: Почему ты не в рубке?
СПИЦЫН (пристегиваясь): Сейчас командир начинает свой второй поединок с Плутоном.
Рубка. ЕРМАКОВ наклоняется над микрофоном бортжурнала.
ЕРМАКОВ: Абсолютное время восемьдесят восемь суток один час тринадцать минут. Начинаю посадку на Плутон. (Поворачивается к микрофону интеркома – внутреннего телефона.) Старт через пять минут. Даю Солнце.
Кают-компания. Экран гаснет и загорается снова. На этот раз он полон звезд и между ними – одна, ослепительно яркая…
БЫКОВ: Что это?
СПИЦЫН: Солнце, Алеша. Перед спуском на планету есть обычай последний раз посмотреть на Солнышко.
ЮРКОВСКИЙ (задумчиво): Сколько раз спускался на другие планеты, но никогда еще не видел его таким крошечным.
ГОЛОС ЕРМАКОВА: Три минуты до старта.
СПИЦЫН (отвечая Юрковскому): Шесть с половиной миллиардов километров за спиной.
Экран гаснет, вспыхивает свет.
ГОЛОС ЕРМАКОВА: Старт!
Все обретает вес. Оседают в креслах люди. Падает книжка, катится по полу авторучка.
БЫКОВ: А почему Анатолий Борисович в рубке? Разве спуск не автоматический?
ЮРКОВСКИЙ (с досадой): Кто же спускается на автоматах в кипящей атмосфере?
СПИЦЫН: Нас же раздавило бы, как улиток под каблуком.
БЫКОВ (недоуменно): А я думал, машина…
ЮРКОВСКИЙ: Машина – она дура. В непредвиденных обстоятельствах она легко идет на самоубийство.
СПИЦЫН: А нам это ни к чему.
Помещение дрогнуло. «Скиф» качнулся. Спуск начался.
Рубка. Глаза ЕРМАКОВА прикованы к приборам. Мокрые от пота кисти рук лежат на панелях биоточного управления. Внешне напряженная работа командира выражается только в движении глаз по приборам и по едва заметному дрожанию пальцев. Приборы – несколько десятков крошечных светящихся окошечек на пульте – в непрерывном изменении. Они вспыхивают разноцветными огнями. Рубка непрерывно и неритмично покачивается. Чувствуется, что «Скиф» уже находится в сфере действия каких-то огромных сил. И полная тишина.
ГОЛОС СПИЦЫНА: Анатолий Борисович, трудно?
ЕРМАКОВ (сквозь зубы): Трудно.
ГОЛОС СПИЦЫНА: Бесится Плутон…
ЕРМАКОВ: Не мешай!
Кают-компания. Толчки все усиливаются. Космонавтов то глубоко вдавливает в кресла, то чуть не выбрасывает так, что ремни впиваются в тело.
БЫКОВ, держась за ремень, нервно покашливая, осторожно косится на товарищей. Видимо, даже бывалым межпланетным волкам не по себе. ЮРКОВСКИЙ внешне спокоен, но бледен и весь мокрый от пота. СПИЦЫН откровенно охает при каждом толчке. Но он бодрится.
СПИЦЫН: Ничего, ничего, голубчик, все равно сядем… все равно наш будешь…
ЮРКОВСКИЙ (с нарочитой бодростью): Может, споем?
ГОЛОС ЕРМАКОВА: Внимание!
СПИЦЫН (тихо): Все. Садимся.
Пол встает дыбом. Начинаются невообразимые рывки и толчки. Кто-то стонет. Крупно – лицо Быкова, мокрое и несчастное. У него широко раскрыты глаза.
В его глазах кают-компания расплывается в бесформенные цветные пятна. Возникают радужные круги.
В вихрях черной бури, озаряемый багровыми вспышками, раскачиваясь и кренясь, «Скиф» идет на посадку. Из-под отражателя вспыхивает слепящее пламя. При каждой вспышке «Скиф» словно подпрыгивает. Вот внизу стремительно проносится вершина черной скалы. Навстречу «Скифу» поднимаются огромные клубы фиолетового пара. «Скиф» медленно снижается и исчезает в облаках пара. Мертвая тишина.
Рубка. Руки ЕРМАКОВА сползают с пультов биоточного управления. ЕРМАКОВ откидывается на спинку кресла. Закрывает глаза…
ЕРМАКОВ (шепотом): Вот и все.
Кают-компания. Пассажиры лежат неподвижно, необычайно глубоко провалившись в кресла. Первым приходит в себя СПИЦЫН. Он пытается приподняться, но сейчас же охает и снова валится.
СПИЦЫН: Вот это встряска… Алексей, Володя! Живы? Кажется, мы сели!
ЮРКОВСКИЙ (стонет): Что такое… я пошевелиться не могу…
СПИЦЫН (радостно кричит): Значит, мы сели! Слышите, ребята? Мы сели! Мы на Плутоне! Вот она – полуторакратная тяжесть! (Смеется, с видимым усилием поднимает руки.)
ЮРКОВСКИЙ (брюзгливо): Черт, я совсем забыл… Нужно быть осторожным теперь… а то с непривычки все кости переломаешь…
БЫКОВ (слабым голосом): А где командир?
Рубка. ЕРМАКОВ склонился над микрофоном бортжурнала.
ЕРМАКОВ: Абсолютное время восемьдесят восемь суток два часа двадцать пять минут… «Скиф» на Плутоне… Посадка прошла благополучно… Состояние экипажа…
ГОЛОС ЗА КАДРОМ: Отличное!
ЕРМАКОВ оглядывается. В дверях рубки три улыбающихся лица.
ЕРМАКОВ (в микрофон): Удовлетворительное.
* * *
«Скиф» на Плутоне. Обширная ледяная равнина. Из фиолетового льда торчат нагромождения черных скал. Базальтовые глыбы, подобно клыкам исполинских животных, окружают сверкающий лиловым инеем межпланетный корабль, вмерзший в лед на треть высоты. Вечная буря несет тучи черной пыли, по низкому небу несутся багровые облака. Свист и вой ветра. На горизонте дрожит далекое голубое зарево. Слышится приглушенный гул «Страны Мехти».