ЮРКОВСКИЙ: По кулинарии. Одни бифштексы можно оценить на пять с плюсом!
Неожиданно на стене тускло загорается экран электронного проектора. Появляется размытое изображение лица. Далекий едва слышный голос произносит:
– «Скиф»… «Скиф»… Говорит база Бамберга… Говорит Костяков. Все работники базы Бамберга передают привет и наилучшие пожелания командиру Ермакову, штурман-инженеру Спицыну, планетологу Юрковскому, инженеру Быкову… Успеха, друзья…
Слышится сигнал, похожий на сигнал точного времени. Тот же голос говорит:
– Пятнадцатого августа девять ноль-ноль мирового времени.
Экран гаснет. ЕРМАКОВ глядит на часы.
ЕРМАКОВ: Девять ноль-пять. Спасибо, Бамберга.
БЫКОВ (удивлен): У кого же часы правильнее?
ЕРМАКОВ: И у нас, и у них. От Бамберги радиоволны идут до нас пять минут.
БЫКОВ: А что это такое – Бамберга?
ЕРМАКОВ (рассеянно): Это наша планетологическая база на астероиде Бамберга. Последний пост человечества в Солнечной системе. Дальше только мертвая материя, пустота и мы.
ЮРКОВСКИЙ: Я знаю Костикова. Работал с ним на Луне когда-то. Дельный парень. Умница.
БЫКОВ собирает и уносит посуду.
В камбузе он некоторое время стоит неподвижно, затем гордо и торжественно говорит вслух:
– Дальше только мертвая материя, пустота… и мы!
Рубка планетолета. ЕРМАКОВ над микрофоном.
ЕРМАКОВ: Абсолютное время тридцать восемь суток восемь часов ноль-ноль минут…
Каюта СПИЦЫНА. БОГДАН БОГДАНОВИЧ сладко спит, причмокивая губами.
Кают-компания. ЮРКОВСКИЙ возлежит в кресле и читает «Овода».
Каюта БЫКОВА. Здесь тесно. Между койкой и стеной едва можно повернуться. БЫКОВ лежит на узкой койке и пытается уснуть. Вертится с боку на бок. Сначала он не замечает тонкого свиста, проникшего в каюту. Свист усиливается. На лицо БЫКОВА падают розовые отблески. БЫКОВ открывает глаза. Лицо его искажается ужасом, когда он видит, как крошечная лампочка в обшивке стены над дверью наливается кровавым светом. Свист сменяется пронзительными трелями звонка.
БЫКОВ срывается с койки и в халате на голом теле выскакивает в коридор. В коридоре тоже красные лампочки и звон. БЫКОВ бежит по коридору и скатывается по трапу в кают-компанию…
БЫКОВ (кричит): Излучение!
В кают-компании уже все остальные. ЕРМАКОВ, СПИЦЫН и ЮРКОВСКИЙ неподвижно замерли, каждый на том месте, где его застал тревожный сигнал. Все смотрят на лампочку и слушают звон.
БЫКОВ (значительно тише): Излучение!
ЮРКОВСКИЙ (не поворачивая головы): Видим и слышим.
БЫКОВ: Почему? Откуда?
ЮРКОВСКИЙ: Праздный вопрос.
БЫКОВ (подходит к Спицыну): Может быть, можно закрыться?
СПИЦЫН: Спецкостюмы?
БЫКОВ: Ну да!
ЮРКОВСКИЙ: Ерунда! Спецкостюмы! Пробило оболочку и защитный слой…
Тревожный сигнал усиливается… Еще ярче вспыхивают красные сигналы тревоги.
ЕРМАКОВ (задумчиво): Да… От этого не закроешься.
СПИЦЫН: Будем ждать и считать секунды…
БЫКОВ видит, как все наблюдают за секундной стрелкой электрических часов на стене.
ЮРКОВСКИЙ: Рентген сто, не меньше.
СПИЦЫН: Больше.
ЕРМАКОВ: Сто пятьдесят.
ЮРКОВСКИЙ берет со стола циркуль СПИЦЫНА и принимается сгибать его трясущимися пальцами.
ЮРКОВСКИЙ: Сто пятьдесят – раз, сто пятьдесят – два…
Честное слово, я прямо чувствую, как в меня врезаются протоны… Интересно, долго это будет продолжаться?
СПИЦЫН: Если больше пяти минут – нам труба!
БЫКОВ: А сколько же прошло?
ЕРМАКОВ (после паузы): Прошло три минуты пятнадцать секунд.
Все смотрят на лампочки… Звенит сигнал… Отсчитывая секунды, неумолимо движется стрелка часов…
ЮРКОВСКИЙ не выдерживает. Он срывается с места и стремительно идет по кают-компании…
ЮРКОВСКИЙ: Слушайте, командир, нельзя ли выключить этот проклятый перезвон? Я не привык умирать в таких условиях!
ЮРКОВСКИЙ, как в подтверждение своих слов, сжимает циркуль в кулаке, и тот ломается. ЮРКОВСКИЙ бросает обломки на стол. СПИЦЫН невозмутимо смотрит на обломки, на ЮРКОВСКОГО…
СПИЦЫН (спокойно): Первая жертва лучевой атаки… Владимир Сергеевич, будь другом, засунь руки в карманы.
ЮРКОВСКИЙ, намеревавшийся взять в руки счетную линейку, невольно отдергивает руку и снова устремляется в свой поход по кают-компании.
ЕРМАКОВ: Четыре минуты…
Внезапно все стихает. Сигнальные лампы гаснут. Некоторое время все молчат.
ЕРМАКОВ: Четыре минуты двенадцать секунд… Отбой!
СПИЦЫН (облегченно): Ф-фу… Пронесло… (Поворачивается к Юрковскому.) А ты все-таки фат, Володенька Сергеевич, да еще и психопат притом…
ЮРКОВСКИЙ: Ну-ну…
СПИЦЫН: Ты не нукай, а достань-ка лучше новый циркуль… И в следующий раз ломай свои циркули…
ЮРКОВСКИЙ: Тебе хорошо… а у меня и без того на счету целая куча этих рентгенов!
ЕРМАКОВ (задумчиво): Удивительное невезение. Такие вещи раз в сто лет бывают.
БЫКОВ: А что это было?
ЮРКОВСКИЙ: Ясно даже и ежу – космическое излучение. Впрочем, в Антарктике вы этого не проходили.
БЫКОВ так рад, что не реагирует на выпад.
БЫКОВ: А я, признаться, думал, что у нас кожух фотореактора пробило…
СПИЦЫН: Если бы лопнул кожух, мы с тобой, Алексей Петрович, путешествовали бы дальше в виде космической пыли.
ЕРМАКОВ: Нет. Это был, конечно, блуждающий пакет.
БЫКОВ (удивленно): Блуждающий кто?
ЮРКОВСКИЙ (авторитетно): Блуждающий пакет, товарищ химик-водитель, есть не что иное, как туча протонов сверхвысоких энергий. Какая-нибудь звезда в оное время выплюнула протуберанец, и потащился он между звездами, подгоняемый магнитными полями, а мы в него и врезались…
ЕРМАКОВ: А он таскался, может быть, миллионы лет…
СПИЦЫН: Редчайший случай.
ЕРМАКОВ (с обычной сухостью): Экипажу немедленно в медотсек, на прививку арадиотина.
СПИЦЫН (жалобно кряхтя): А может, обойдемся, Анатолий Борисович?
ЕРМАКОВ: Нет, не обойдемся. Вы, Спицын, первый. Жду вас в медотсеке через две минуты. (Уходит.)
СПИЦЫН (снимая куртку): Терпеть не могу уколов, братцы…
ЮРКОВСКИЙ: А я терпеть не могу лучевой болезни. Иди, а то я пойду вне очереди.