Глава X
Когда Рэнсом перекусил и выпил еще местного «вина», хросс встал и перебрался в лодку. Залезал он как животное: головой вперед. Гибко изогнулся, уперся руками в днище и, с силой оттолкнувшись задними конечностями (вскинув при этом копчик с хвостом футов эдак на пять), перемахнул через борт с грацией, которая на Земле для столь крупного создания была бы немыслимой.
Впрочем, хросс тут же выскочил обратно и жестом указал на лодку Рэнсому. Тот понял, что его приглашают последовать примеру хозяина. Правда, хотелось бы сперва все-таки выяснить ответ на один важный вопрос: кто же доминирующий на планете вид?.. Возможно, именно хросса (позднее Рэнсом выяснил, что так звучит множественное число от слова «хросс»), а сорны при всей своей человекоподобности – не более чем полуразумная скотина? Вот бы и в самом деле было именно так! С другой стороны, может выйти и наоборот: вдруг хросса – всего лишь домашние зверушки сорнов? Не исключено, что, взойдя на борт хроссовой лодки, Рэнсом угодит прямиком в лапы сорнов. С другой стороны, ему представлялась прекрасная возможность убраться подальше от леса, который кишмя кишит этими тварями.
Хросс тем временем недоумевал, отчего «чхеловек» медлит. Он замахал лапами, подгоняя гостя, и Рэнсом наконец решился. Нечего и думать о том, чтобы расстаться с новым знакомцем. Неприятная внешность хросса, конечно, не располагает к близкому общению, однако стремление во что бы то ни стало изучить местный язык и неосознанная тяга к чужому разуму, ощущение, что неожиданная встреча сулит небывалые приключения, – все это привязывало Рэнсома к малакандрийцу прочными невидимыми узами. Он залез в лодку.
У лодки оказалась на удивление малая осадка, как у новейших земных скоростных кораблей. У берега она крепилась чем-то вроде веревки, причем хросс не развязал ее, а просто разлепил пополам, будто мягкую ириску или кусок пластилина. Он присел на корме и взял весло – с такой широченной лопастью, что вроде и грести нельзя… Тут Рэнсом вспомнил, на какой планете находится. Хросс перекинул весло через высокий борт и, не вставая с корточек (благо рост позволял), принялся бойко им орудовать.
Первые минуты они плыли по довольно узкой протоке, берега которой с обеих сторон поросли фиолетовыми деревьями. Затем обогнули мыс, и перед Рэнсомом раскинулось огромное озеро, почти море. Хросс, озираясь по сторонам и постоянно меняя курс, направил лодку в открытые воды. Вокруг все шире простиралась синяя гладь, слепившая глаза и обдававшая горячим паром. Не вытерпев, Рэнсом снял шапку и куртку – чем привел хросса в полное недоумение, – осторожно выпрямился и обвел взглядом малакандрийский пейзаж. Впереди и позади разлеглось усеянное островами блестящее озеро, ехидно взирающее на бледно-голубое небо. Солнце висело прямо над головой, значит, они где-то в тропической части планеты. С обоих берегов по бокам вился путаный лабиринт островков и протоков в зарослях фиолетовых гигантских сорняков. А за этими не то архипелагами, не то болотами вздымались зазубренные стены бледно-зеленых гор (правда, называть их горами не поворачивался язык, слишком уж они были высокими, тонкими и острыми). С правого борта до гор оставалось не более мили, от воды их отделяла лишь тонкая кромка леса. Слева они были гораздо дальше, милях этак в семи, но оттого не выглядели менее красивыми. Горы тянулись, покуда хватало глаз. Иными словами, Рэнсом плыл по затопленному карьеру шириной в десять миль – и одному богу ведомо какой длины. За спиной, а порой и над горными вершинами, мелькала та самая загадочная розовая субстанция, которую он вчера принял за облака. Что скрывается за горами, было не понять, те длинным высоким частоколом замыкали горизонт и слева, и справа, лишь впереди и позади виднелось плоскогорье, насквозь, словно трещиной, прорезанное огромным ущельем.
Рэнсом попытался знаками выяснить, что это за розовая непонятная субстанция. Вопрос, однако, оказался слишком трудным для языка жестов. Хросс стремительно замахал лапами – очень гибкими, точно два хлыста, – решив, что гость спрашивает обо всех горах в целом. Они назывались «харандра». А залитая водой долина, или ущелье, – «хандрамит». Рэнсом мысленно подвел итог: хандра – «земля», харандра – «высокая земля», хандрамит – «низкая земля». Высокогорье и низменность, иными словами. О том, что для малакандрийцев разница эта очень важна, он узнал гораздо позднее.
В нескольких милях от берега хросс вытащил весло из воды и напряженно застыл. Лодка содрогнулась и словно пушечное ядро рванула вперед. Видимо, они поймали какое-то течение. Путников несло со скоростью пятнадцать миль в час, и судно трясло на странных острых волнах здешнего моря. В голову так и лезло сравнение с рысью на своенравной лошади – Рэнсому доводилось в армии ездить верхом, и то был не самый приятный опыт в его жизни. Ухватившись за борт, свободной рукой он то и дело утирал со лба пот; горячий пар буквально не давал дышать. Может, малакандрийская вода или, тем паче, спиртные напитки не годятся для человеческого желудка?.. Хорошо еще, он не страдает от морской болезни. Ну, почти не страдает…
Рэнсом торопливо свесил голову за борт. Давно с ним такого позора не случалось – с самого детства, когда его стошнило на школьном празднике еще там, на родной Земле. Однако даже тогда не было так стыдно, как здесь. Угораздило же первого представителя человеческой цивилизации выставить себя в столь неприглядном свете перед здешними обитателями… Или хроссов вообще не тошнит? И тот не понимает, что происходит с гостем? Рэнсом со стоном растянулся на дне лодки.
Черный зверь не сводил с него глаз, но разбираться в хроссовой мимике Рэнсом научился лишь много дней спустя.
Скорость, между тем, нарастала. Выписывая дуги, спирали и восьмерки, лодка металась от одного берега в другому, словно плясала вместе с серебристыми угрями, которые тошнотворно вились под водой. Рэнсом стремительно терял к Малакандре интерес. Что, если хроссы живут вовсе не на суше?.. Вдруг придется провести в этой лодке целую ночь?!
К счастью, его страданиям скоро пришел конец. Настал тот благословенный миг, когда лодка сбавила ход и перестала болтаться из стороны в строну. Хросс опять схватил весло. Впереди берега смыкались, оставив лишь узкую протоку, где со свистом шипела вода: видимо, там было совсем мелко. Хросс спрыгнул за борт, осыпав суденышко теплыми брызгами; Рэнсом, пошатываясь, выбрался вслед за ним. Вода доходила ему до колен. Лодку хросс запросто, без видимых усилий, подхватил одной рукой, водрузил себе на голову и в образе греческой кариатиды
[8] невозмутимо двинул на сушу.
Протока была довольно длинной: вода бурлила на крутых порогах где-то с полмили, не меньше. Земля уходила все ниже и ниже, потом, наконец, дно каньона – или хандрамита, как его здесь называли – выровнялось. Рэнсом только теперь сумел разглядеть поближе стены. Горы расходились отсюда и влево, и вправо, кое-где их макушки окутывали розовые вздутые «облака», но чаще они были бледными и голыми, частоколом пик огораживая горное плато. Контраст между хандрамитом и харандрой был разителен. Ущелье легло впереди роскошным ожерельем из фиолетовых, сапфирово-синих, желтых, розовато-белых самоцветов леса и вездесущей воды. Здесь Малакандра совсем не походила на родную Землю. Хандрамит напоминал огромную трещину, расселину в ровной харандре, которая, как заподозрил Рэнсом, и есть истинная поверхность планеты, видимая в земной телескоп. Что до хандрамита, то тому буквально не было конца: почти не изгибаясь, он цветной лентой тянулся миль на сто, не меньше, до самого горизонта, вырезая в нем аккуратный клин. И еще тридцать, а то и сорок миль Рэнсом со вчерашнего дня оставил за спиной…