"Магия, инкорпорейтед". Дорога Доблести - читать онлайн книгу. Автор: Роберт Хайнлайн cтр.№ 84

– Первая строфа, – объявил я, делая шаг вперед и слегка поигрывая клинком.

Он отнесся к этому с полным пониманием, не стал напирать, а начал как бы играть с кончиком моего меча, еле прикасаясь к нему легкими парирующими движениями.

Это было именно то, на что я надеялся. Я стал передвигаться вправо, не переставая декламировать. Препятствовать мне он не стал.

– Ну, ну, старина, – сказал он с упреком, – воровать-то нехорошо. Честь превыше всего. К тому же и рифма, и размер хромают. Ты не мычишь и не телишься. Оставь-ка своего Кэрролла в покое.

– Постараюсь, – согласился я и еще чуть-чуть сдвинулся в сторону. – А вот и вторая строфа:

И тут я кинулся на него.

Не все вышло так, как я задумал. Он, как я и надеялся, немного расслабился, ожидая, видимо, что я продолжу игру с этими легкими касаниями клинков, пока буду декламировать.

Я застал его врасплох, но он не отступил, а мощно парировал мой выпад, и мы неожиданно оказались в опасной для обоих позиции – корпус-в-корпус, эфес-в-эфес и почти тет-а-тет.

Он захохотал мне прямо в лицо и прыгнул назад – почти в то же мгновение, что и я, и это снова поставило нас в позицию en garde. Но кое-что я все же выиграл. До сих пор мы довольствовались лишь колющими ударами. Острие опаснее лезвия, но мое оружие обладало и тем и другим, а человек, привыкший действовать только острием, далеко не всегда готов отразить рубящий удар. В тот момент, когда мы расходились, я обрушил свой клинок ему на голову.

Я надеялся разрубить ее надвое. Но для такого удара не хватило ни силы, ни времени, однако я все же рассек ему лоб до брови.

– Touché! – крикнул он. – Отличный удар! Да и песенка ничего себе. Давай дальше!

– Ладно, – согласился я, тщательно парируя и выжидая, когда кровь зальет ему глаза. Рана в лоб – одна из самых кровоточащих среди наружных ранений, и на этом я строил теперь свой расчет. Фехтование – страшная штука, мозг в нем почти не участвует, он не успевает за темпом сражения. Думает твоя кисть, она отдает приказы ногам и телу – ты мыслишь «на потом», превращая мозг в склад инструкций и указаний на будущее, во что-то подобное компьютеру с его программой.

Я продолжил:

Я задел ему руку – почти как он мне, только серьезнее. Теперь, решил я, он мой! Но тут он сделал то, о чем я только слышал, а видеть не приходилось: он быстро отступил и перебросил клинок из одной руки в другую.

Да уж, удачей это не назовешь! Фехтовальщик, действующий правой рукой, терпеть не может левшей – это выбивает его из седла, тогда как левша прекрасно знаком со всеми приемами праворукого большинства. Этот сукин сын во владении левой рукой был так же силен и опытен, как и во владении правой. Еще хуже – теперь ко мне был обращен не залитый кровью глаз.

Он снова задел меня – на этот раз в коленную чашечку, причинив мне сильнейшую боль и существенно ограничив подвижность. Несмотря на его раны, куда более серьезные, чем мои, я понимал, что долго не продержусь.

Выбора не было.

В позиции «секунда» есть рипост – отчаянно опасный, но блистательный, если его, конечно, удается провести. Он доставил мне немало побед в состязаниях, где на карту не ставилось ничего, кроме очков. Начинается все с сиксты. Сначала твой противник нападает, но вместо парирования в кварте ты наступаешь, атакуя с зажимом, твой клинок скользит вдоль и вокруг его клинка штопоровидным движением, пока острие не входит в его тело. Или можно парировать, нанести встречный удар, сцепиться с ним на выходе из сиксты и начать атаку.

Беда с этим приемом в том, что если он не удался, то времени для защиты у тебя уже нет, для рипоста – тоже, твоя грудь открыта для клинка противника.

Я не пытался использовать этот прием, особенно против такого фехтовальщика. Я только подумал о нем.

Мы продолжали драться практически на равных. Затем он слегка отступил, парируя, и поскользнулся в собственной крови. Моя кисть сама выполнила все: клинок скользнул с захватом, как то полагалось в секунде, и острие пронзило его насквозь.

Он будто бы несказанно удивился и поднял рапиру, салютуя, а затем рухнул на колени, и оружие выпало из его руки. Я шагнул вперед вслед за моим клинком, намереваясь вытащить его из раны.

Он схватился за мой клинок:

– Нет-нет, мой друг, пожалуйста, оставь его. Он на время закупоривает мое вино. Твоя логика остра, она дошла до моего сердца. Как твое имя, сэр?

– Оскар из Гордонов.

– Гордое имя. Не могу позволить, чтобы меня убивал незнакомец. Скажи мне, Оскар из Гордонов, ты когда-нибудь бывал в Каркасоне?

– Никогда.

– Побывай там. Любить женщин, убивать мужчин, писать книги, слетать на Луну – я все это испытал. – Он задохнулся, изо рта у него пошла розовая пена. – На меня даже дом падал. Какое убийственное остроумие! Что стоит честь, когда тесина тюкает твое темя? «Темя»? тени? тоны?.. tonsor! ^[27] Тесина тюкает твоего тонсора. Ты побрил моего. – Он закашлялся и продолжал: – Темнеет. Давай обменяемся последними дарами и расстанемся по-дружески, если ты согласен. Мой первый дар состоит из двух частей. Часть первая: ты счастливец и умрешь не в постели.

– Надеюсь, что ты прав.

– Постой… Часть вторая: бритва брата Гийома никогда не бреет брадобрея, она слишком тупа. А теперь твой дар, старина… и поторопись, он мне нужен… но сначала – как кончается твой лимерик?

Я сказал. Он прошептал, колотушка смерти уже стучала у него в горле:

– Отлично. Старайся. А теперь – твой дар, я более чем готов для него… – Он попытался перекреститься.

И я преподнес ему дар милосердия, потом устало поднялся, подошел к скамье и рухнул на нее, затем вытер оба клинка – сначала узкий золингеновский охотничий нож, а следом – особенно тщательно – Леди Вивамус. Я нашел силы встать и отсалютовать моему противнику блестящим клинком. Знакомство с ним было для меня большой честью.

Жаль, не спросил его имени. А он вроде бы думал, что оно мне известно.

Я снова тяжело опустился на скамью, поглядел на занавес, закрывавший крысиную нору в дальнем конце комнаты, и подумал: почему же не пришли Стар и Руфо? Все это лязганье стали, все эти разговоры…

Я подумал, не пойти ли к норе и не крикнуть, но сил двигаться не было. Я вздохнул и закрыл глаза…

Из-за мальчишеской удали (и разгильдяйства, за которое меня постоянно ругали) я случайно раскокал дюжину яиц. Мама увидела такую яичницу, и я понял, что она сейчас расплачется. Я тоже заревел. Тогда она вытерла глаза, нежно взяла меня за плечо и сказала: