На сцене собрались три группы. Все смотрели на нас, но при этом как будто не забывали приглядывать друг за другом. Каждая группа держалась на удалении от остальных. Фрэнки и Болванчик стояли ближе всего к нам. Фрэнки была во фраке и с жезлом в руке, точь-в-точь как ведущий циркового представления.
Сейчас мне трудно в это поверить, но тогда я еще понятия не имел, кто такие остальные. И, пожалуй, это было к лучшему: будь мне известна их репутация, я бы испугался так, что не сумел бы мыслить ясно. Фрэнки предложила нас на продажу самым ужасным бандам странных, промышлявшим в Нью-Йорке, и на ее приглашение откликнулись трое главарей. Впереди, в центре сидел на стуле молодой парень с волосами дыбом, застывшими у него над головой, словно гребень волны, и с тонкой опасной улыбкой. Он был в костюме с иголочки, но на ботинках запеклась красная грязь. Звали его Крах Донован. Позади него стояли двое подручных: чопорного вида девица, читавшая газету, и мальчишка, который, похоже, читать вообще не умел, – с пустым взглядом и челюстью, отвисшей в тупом удивлении.
Впившись в меня взглядом, Крах о чем-то спорил с девочкой в безупречно-белом платье, подвязанном на талии огромным шелковым бантом. Волосы у нее были длинные, но тщательно завитые и уложенные локонами вдоль спины, лицо – молочно-белое, гладкое и совершенно холодное, а рот изгибался подковкой вниз, точно зеркальное отражение улыбки Краха. Губы непрерывно шевелились, как будто девочка что-то жевала или беззвучно говорила сама с собой. Но самым странным в ней было облако черного дыма, парившее у нее над головой и плечами и медленно вращавшееся, но не рассеивавшееся в воздухе. Звали ее Анджелика, и она пришла одна.
Крах терпеть не мог фотографироваться, но много позже мне все-таки попался нечеткий снимок, на котором он сидел точно так же, как сейчас, забросив ногу на ногу. Анджелика, наоборот, любила покрасоваться перед камерой, и один из ее портретов, где она качается на качелях, а дымное облако над ней немного сбилось в сторону, получил большую известность среди американских странных. Некоторые даже вставляли его копии в рамку и вешали на стену – как мишень для стрельбы или с подписью «Разыскивается».
Крах и Анджелика спорили о ком-то, кто еще не пришел, – о представителе Неприкасаемых, без которого Фрэнки отказывалась начинать.
– Даже не надейтесь, что он покажет сюда свою лохматую рожу, – говорил Крах. – Или куда бы то ни было еще в этом городе.
Голос у него был мелодичный, с легким ирландским акцентом.
– А жаль, – заметил его подручный, мальчишка с лицом идиота. – Я бы его связал и потребовал выкупа.
– А я бы еще приплатила за такое зрелище, – сказала Анджелика. – Даже если вы его схватите, не видать вам выкупа, как своих ушей. Песья Морда и его клан вас не боятся. Это вам не Лео с его тупыми громилами.
Говорила она с придыханием и чуть нараспев: с каждой новой фразой голос как будто взмывал к потолку, а под конец предложения плавно опускался на пол.
Крах бросил взгляд на карманные часы и встал.
– Слушай меня, Фрэнки: если через минуту мы не начнем, я забираю своих и ухожу.
– Болванчик! Заставь его сесть! – крикнула Фрэнки.
– Сядьте, пожалуйста, мистер Донован, – сказал учитель.
– Я не подчиняюсь приказам человека, который позволяет ребенку звать себя паршивыми кличками, – заявил Крах.
– Ты пожалеешь, что так говорил обо мне! – завизжала Фрэнки. – Однажды ты будешь умолять меня о прощении!
Казалось, вот-вот вспыхнет ссора, но тут двойные двери с грохотом распахнулись, и в зал бегом ворвался какой-то маленький человечек.
– А вот и он! – воскликнула Фрэнки. – Говорила же я вам: он придет!
Новоприбывший уже несся по проходу, на бегу срывая шляпу и пальто с высоким воротником, скрывавшим его лицо.
– Простите за опоздание! – с пронзительным нью-йоркским акцентом выкрикнул он. – Пробки – просто кошмар!
Он взбежал по ступенькам и остановился в свете прожекторов. Это зрелище меня потрясло: передо нами стоял совсем еще юный мальчик, но все его лицо – до последнего миллиметра, кроме глазных яблок и губ, – было покрыто густой, длинной шерстью. Это и был Песья Морда, главарь Неприкасаемых с Элдрич-стрит, самого презираемого и ненавистного клана странных в Нью-Йорке.
– Песья Морда! – воскликнул Крах. – Я, признаться, не верил, что тебе хватит пороху сюда явиться после той трепки, которую мы задали тебе на прошлой неделе.
– Вот, значит, как ты это называешь? – хмыкнул Песья Морда и, облизнув два пальца, приклеил ко лбу клок шерсти, падавший на глаза. – Забавное дело. Если я правильно помню, из ваших к костоправу увезли троих, а у меня – всего двоих.
– А я-то думал, ты разучился считать, – сказать Крах. – Просто держись подальше от моей территории, иначе тебя отвезут не к костоправу, а прямиком к трупарям.
– Уа-уа-уа! – передразнил его лохматый мальчик, изображая обиженного младенца. – Держись подальше от моей территории! Кое-кому пора поменять подгузник.
Крах, к тому времени снова усевшийся на стул, вскочил и бросился на Песью Морду, но подручные его удержали. Песья Морда даже не вздрогнул: только похохатывал себе в усы, пока Крах разыгрывал представление, для виду сопротивляясь своим прихвостням, которые старательно усаживали его обратно, чтобы предотвратить стычку.
– На твоем месте я бы даже не пытался, – отсмеявшись, сказал Песья Морда. – У меня трое ребят за дверью. И ушки у них на макушке. Стоит мне только гавкнуть – и ты покойник.
– Хватит уже распускать хвосты! – вмешалась Анджелика. – Надоело!
Лицо ее оставалось безмятежным, но облако дыма над головой сгустилось и стало вращаться быстрее.
– Да-да, пожалуйста, прошу вас, давайте начнем, – подхватил учитель.
Все расселись. Между главарями по-прежнему чувствовалась молчаливая враждебность, но постепенно все они сосредоточились на мне и моих друзьях.
– Ну, что на этот раз, Фрэнки? – спросил Песья Морда, потирая руки. – Очередные олухи из захолустья?
– Цирковые собачки мне больше не требуются, – заявил Крах. – Я хочу кого-то с настоящим талантом.
– Это точно, – ухмыльнулся Песья Морда. – Бесполезных кретинов у него и без того хватает.
Крах метнул на него злобный взгляд.
– Нет-нет, товар что надо, – заверила Фрэнки. – И обойдется вам недешево.
– Там видно будет, – проворчала Анджелика.
– Меня только одно интересует: получатся из них грабители или нет? – сказал Крах. – Мне нужны крепкие мускулы. И хорошие дозорные.