Карта дней - читать онлайн книгу. Автор: Ренсом Риггз cтр.№ 87

– Этот человек с пистолетом… По-моему, он меня подстрелил. Нет-нет, не волнуйтесь. Это не пуля.

Бронвин раскрыла ладонь и показала крошечный дротик, красный от крови.

– Но почему ты до сих пор молчала? – возмутился я.

– Надо было убираться оттуда. Ну, и я думала, мне хватит сил перебороть эту гадость, которой он в меня выстрелил. Но, похоже… не хватило.

С этими словами Бронвин уронила голову набок и отключилась.

Мы не искали петлю. В те минуты мы и думать не думали о петлях. Мы хотели только одного: как можно скорее доставить Бронвин в больницу. Мы соскочили с поезда на следующей же станции, даже не посмотрев, как она называется, и поднялись по лестнице на поверхность. Лили держалась за руку Милларда, а мы с Эммой и Нур поддерживали Бронвин: та очнулась, но все-таки была очень слаба и едва переставляла ноги. Мы огляделись по сторонам: здания здесь были гораздо выше, а улицы полны людей. Это был Манхэттен!

Я полез в рюкзак за телефоном, чтобы позвонить в службу спасения, но Енох просто побежал по улице с криком: «Больница! Где тут больница?» И это помогло. Какая-то добросердечная дама тут же показала, куда идти, и пошла за нами сама, с озабоченным видом спрашивая, что случилось с Бронвин. Мы, разумеется, не собирались ничего ей рассказывать. И уж точно нам не хотелось, чтобы она дошла с нами до больницы или принялась выспрашивать, как нас зовут. Я живо представил себе, как придется звать на помощь имбрину, чтобы она стерла ей память… а заодно всем врачам и медсестрам, какие попадутся нам на пути. Поэтому мы сделали вид, будто просто пошутили насчет ранения, – и дама, не дойдя с нами до угла, развернулась и рассерженно зашагала прочь.

До больницы было рукой подать: я уже заметил ее вывеску. Но тут мне в нос ударил вкуснейший, неудержимо манящий запах еды, и я помимо воли замедлил шаг.

– Слышите запах? – спросил Енох. – Это розмариновые тосты с паштетом из гусиной печенки!

– Ничего подобного! – возразила Эмма. – Это пастуший пирог!

Я заметил, что остальные тоже как будто забыли о спешке.

– Я узнаю этот запах из тысячи! – заверила Нур. – Это досаи! Панир масала досаи! ^[9]

– О чем это вы, ребята? – спросила Лили. – И почему вы идете так медленно?

– Она права, надо отвести Бронвин к врачу, – сказал Миллард. – Хотя, признаться, мне в жизни не встречался такой ароматный coq au vin ^[10]…

Мы остановились перед витриной, которую наглухо закрывали жалюзи. Возможно, это был ресторан, хотя никакой вывески мы не увидели – только табличку с надписью «Открыто! Добро пожаловать!».

– А знаете, я вроде неплохо себя чувствую, – сказала Бронвин. – И тоже есть захотелось – ну, когда вы об этом заговорили.

На самом деле ей по-прежнему было плохо – она еле ворочала языком и все так же тяжело опиралась на наши руки. Но краешком сознания я отметил, что теперь воспринимаю этот факт отстраненно, будто сквозь слой ваты.

– У нее кровь идет! – сказал я. – А до больницы – всего два шага!

Бронвин посмотрела вниз, на свою рубашку.

– Не так уж сильно она идет, – сказала она, хотя красное пятно явно стало больше.

Во мне боролись два желания. Один голос кричал: «Идите в больницу, болваны!» – но я едва различал его за другим, куда более громким голосом, который был удивительно похож на папин. И этот второй голос, неестественно бодрый и назойливый, без устали твердил: «Самое время пообедать! Неужели мы не попробуем нью-йоркскую кухню, раз уж мы здесь? Черт побери, мы разве уже не имеем права перекусить по-быстрому?!»

И все, похоже, были с этим согласны, кроме громко возражавшей Лили, но и она понемногу стала уступать.

Я толкнул дверь и пропустил всю компанию внутрь. Это и впрямь был ресторанчик: маленький, старый, со скатертями в клеточку, плетеными стульями и автоматом с газировкой у стены. За стойкой стояла официантка в переднике и бумажной шапочке – и улыбалась так, словно целый день ждала именно нас. Кроме нас, посетителей в зале не было.

– Проголодались, детки? – спросила она, покачиваясь на каблуках.

– Не то слово! – подтвердила Бронвин.

Крови на ее рубашке официантка как будто не заметила. Но и сама Бронвин уже явно не помнила о ране.

– Похоже, вы прямо умираете с голоду, – сказала официантка.

– Да, – отозвался Енох странным, каким-то механическим голосом. – Умираем с голоду.

– А что у вас подают? – спросила Нур. – Мне показалось, я слышу запах панира.

– О, у нас есть все, – заверила Берника, изящно взмахнув рукой. – Все что душе угодно.

Откуда я узнал ее имя? Неужели она успела его назвать? В голове у меня была какая-то каша.

Тихий голосок, намекавший, что заходить сюда не стоило, превратился в еле слышный шепот. Лили тоже перестала возражать. Правда, напоследок она еще заявила: «Можете оставаться тут, если хотите, но я отведу вашу подругу в больницу!» – но все ее попытки взять Бронвин под руку и вывести на улицу оказались напрасны. Никому еще не удавалось сдвинуть Бронвин с места, если она этого не хотела.

– У нас нет денег, – сказал я, и разочарование при мысли о том, что вся наша наличность осталась в машине, было настолько острым, что я погрузился в беспросветную печаль.

– Вам повезло, – сказала Берника. – У нас сегодня специальная акция. Все за счет заведения.

– Что, правда? – удивилась Бронвин.

– Чистая правда. Ваши деньги нам не нужны.

Мы бросились к стойке и расселись рядком на привинченных к полу пластиковых стульях. Каждый просто говорил официантке, чего он хочет, а та повторяла заказы погромче – надо полагать, обращаясь у повару на кухне, которого нам отсюда было не видно. Через несколько минут зазвонил колокольчик, и Берника принялась разносить еду – тарелку за тарелкой. Милларду достался петух, тушенный в вине. Нур – ее любимые панир масала досаи и манговый ласси. Эмме – порция жареного барашка с мятным желе. Мне – двойной чизбургер с картошкой и клубничный шейк. Бронвин – омар вместе с разделочными щипцами и фартуком, на котором тоже был изображен омар. Лили – горячий, исходящий паром корейский пибимпап ^[11], политый сырым яйцом. Такого разнообразного меню я не встречал еще ни в одном ресторане (и уж тем более не предполагал обнаружить его в унылой старой забегаловке с одним-единственным поваром), но внутренний голос, который с самого начала протестовал против происходящего, стал уже совсем тихим: