Отдохнуть. Это слово звучало так сладко, что я тут же принялся мечтать о кроватях, подушках… и мягких одеялах. Так, если я собираюсь доставить нас в Портал, штат Джорджия, не врезавшись по дороге в дерево, мне необходим кофе, и чем скорее, тем лучше. Но сначала нужно убраться подальше от Старка. Лишь оказавшись у самых границ Джорджии, я начал поглядывать по сторонам. Кофеен кругом оказалось много, хотя в те времена сетевые кафе еще не захватили каждый угол и закоулок. Здесь, в 1965-м, мелкие придорожные городки казались более многолюдными и процветающими. В каждом имелись и банк, и магазин хозяйственных товаров, и кабинет врача, несколько ресторанчиков, кинозал и многое другое – а не только пара заколоченных лавочек и торговый центр на окраине. Не нужно быть гением, чтобы увидеть связь.
Когда я начал безудержно клевать носом, мы остановились перед первым попавшимся кафе. Оно называлось «У Джонни».
– Кто хочет кофе? – спросил я. – А то я сейчас помру.
Руки подняли все, кроме Пола.
– Я кофе не люблю, – объяснил он.
– Тогда хоть бутерброд съешь. Как раз пора обедать.
– Нет, спасибо. Я лучше тут посижу.
– Нам всем нужно держаться поближе к Джейкобу, – сказала Эмма. – На случай, если рядом есть пустóты.
Пол сложил руки на коленях и уставился на них.
– Мне туда нельзя, – сказал он наконец.
– Да в чем дело-то? – не выдержал Енох.
Тут до меня дошло, и я вздрогнул от отвращения.
– Ему нельзя, – сказал я.
– Да о чем ты говоришь? – раздраженно переспросил Енох.
– О том, что я черный, – тихо ответил Пол. Он был одновременно рассержен и смущен.
– А это тут при чем?
– Наш Енох плохо учил историю, – вздохнул Миллард.
– При том, что это 1965-й, – сказал я. – И мы на Юге.
Мне было ужасно неудобно за свое тугодумие.
– Какой кошмар! – ужаснулась Бронвин.
– Меня тошнит от этого, – скривилась Эмма. – Как вообще можно так относиться к людям?
– Ты уверен, что тебя туда не пустят? – Енох внимательно оглядел витрину. – Я не вижу никакого объявления…
– И не нужно, – сказал Пол. – Это белый город.
– С чего ты это взял? – подозрительно спросил Енох.
– С того, что он симпатичный.
– Ох, черт! – воскликнул Енох, до которого тоже, наконец, дошло.
– Пустóты – не единственная причина, почему я не люблю путешествовать в прошлое, – объяснил Пол. – И даже не самая важная.
Он глубоко вздохнул и снова опустил глаза, а когда поднял их, все эмоции уже были спрятаны где-то на дне души.
– Вы просто идите, – махнул он рукой в сторону забегаловки. – А я тут подожду.
– Забудь, – отрезала Эмма. – Я не стану тут есть, даже если буду умирать с голоду.
– Я тоже, – согласился я.
Усталость как рукой сняло, остались только злость и тревога. Я сам вырос на американском Юге – в его странной, тропической вариации, битком набитой выходцами из других частей страны. Но это все равно был Юг. Однако с его мерзким прошлым мне до сих пор сталкиваться не приходилось. Я был богатым белым мальчишкой в преимущественно белом городе. И теперь меня накрыло стыдом – за все это. За то, что никогда не приходило в голову, во что может превратиться обычная поездка на машине для любого, кто выглядит не так, как я. И, между прочим, не только в прошлом. Смерть Джима Кроу
[7] не означала конец расизма. В кое-каких частях страны эти законы до сих пор официально никто не отменил.
– А что, если сжечь кафе? – предложил Енох. – Это займет всего минуту.
– Мы ничего не добьемся, – сказал Миллард. – прошлое…
– Да знаю, знаю. Прошлое должно само себя исцелить.
– Прошлое? – Пол поднял голову. – Все оно – открытая рана.
– Он имел в виду, что прошлое нельзя изменить, – со вздохом пояснила Бронвин.
– Я в курсе, что он имел в виду, – сказал Пол и снова замолчал.
Тут в окно с моей стороны постучали. Какой-то человек в фартуке и шляпе из газеты таращился на нас, положив руку на крышу машины.
Я отпустил окно на пару дюймов.
– Чем могу помочь? – спросил он, но на его лице не было ни тени улыбки.
– Мы уже уезжаем, – сказал я.
– Гм-м, – его взгляд скользнул на заднее сиденье, потом на пассажирское. – А вы, ребятишки, не малы еще водить-то?
– Нет, – сказал я.
– Это ваша машина?
– Конечно.
– Вы коп или кто? – спросила Эмма.
Он как будто ее не услышал.
– А что это за модель?
– «Астон Мартин Вантейдж» 1979 года, – выдал Енох… и выпучил глаза, сообразив, что именно он сказал.
Секунду мужчина смотрел на нас без всякого выражения.
– Вы комики, что ли? – он выпрямился и помахал кому-то рукой. – Карл! Иди-ка сюда!
Из-за угла в конце улицы вывернул полицейский. Он обернулся на крик и бодро направился к нам.
– Заводи! – прошипела Эмма.
Я повернул ключ. Мотор взревел так, что мог бы и мертвого разбудить. Мужчина отшатнулся.
Удержавшись на ногах, он сунул руку в окно, но щель оказалась слишком мала, чтобы он мог схватить меня. Я сдал задом, и он отдернул руку, не то ее оторвало бы.
* * *
Недостатком «Астона» была его прожорливость, о чем то и дело напоминали особые интонации, вдруг начинавшие звучать в низком рокоте мотора, так что за семь часов, остававшихся до Портала, его пришлось подкармливать дважды. В те дни ты не мог заправиться сам, так что приходилось терпеть расспросы любопытных заправщиков. Ну, и поскольку это был Юг, они никуда не спешили. Они медленно заправляли, медленно говорили, неторопливо отсчитывали сдачу и еще ленивее предлагали проверить масло и шины, вымыть ветровое стекло и еще кучу всякой ненужной всячины – и все ради того, чтобы снова и снова пройтись вокруг машины и хорошенько рассмотреть ее со всех сторон. За это время можно было бы размять ноги и заглянуть в туалет, вот только одежды, уместной в 1965 году, ни у кого не было. А еще, честно говоря, я не мог заставить себя зайти в туалет, куда не пустили бы Пола. Остальные, я знал, чувствовали то же самое. Поэтому в конце концов мы остановились в апельсиновой рощице на самой границе Джорджии. Все рассыпались между деревьями, а потом вернулись с кучей спелых фруктов, которые и стали есть по дороге. Подбородки у нас были выпачканы соком, а корки так и летели из окон. Выйти из машины рискнули только Эмма и Енох. На второй заправке они зашли в магазинчик и принесли три пенопластовых стаканчика кофе, который и разделили на всех. Когда мы двинулись дальше, в машине наступило какое-то неловкое, угрюмое молчание, причиной которого была в основном Эмма. Сидевшая рядом с ней на заднем сиденье Бронвин спросила, все ли в порядке, и услышала в ответ, что да, все. Правда, это «да» звучало как «нет», но объяснять Эмма ничего не стала.