Он всё видит насквозь, казалось Майлзу, даже Уолта Комо. Женитьбой на Жанин, несомненно, Уолт надеялся упрочить свою репутацию крутого мужика и любимца женщин. Матёрый Лис. Теперь же, спустя неделю после свадьбы, Уолт начинал понимать, что Жанин способна изрядно потрепать его мужественный облик. За его бравадой Майлз видел – почти чуял по запаху – панику, и паника заметно усилилась, когда Майлз приблизился к нему с табуретом и поставил его с другой стороны стойки точно напротив Уолта.
– Господи, – сказал Хорас Веймаут, будто ему сдали карты, каких он в жизни не видел.
– Скажи “начали”, Хорас, – скомандовал Майлз, не глядя на него.
– Начали, – послушно произнес Хорас, и Майлз рывком – так, что бокалы подпрыгнули и рухнули на пол, – прижал кисть Уолта к пластиковой поверхности, продолжая давить со всей силы, пока Уолт, выпрямив ноги, не вытянулся параллельно стойке жертвой внезапной левитации. С матушкой-землей его сейчас связывала только пригвожденная к стойке кисть. В этот момент Майлз отпустил его, и Уолт упал на жесткий линолеум, ударившись сперва задом, потом затылком, потом обеими ступнями. Ноги вздрогнули разок, глаза закатились, и Матёрый Лис впал в полную неподвижность.
Но Майлз был уже на улице.
* * *
Ворота были открыты. Майлз тем не менее оставил машину снаружи и мимо каменных столбов прошел пешком. За все те годы, что мать проработала на рубашечной фабрике, дальше ворот он никогда не был – обстоятельство, показавшееся ему сейчас поразительным. После смерти Грейс приходить сюда было, конечно, незачем, и однако, шагая по фабричной территории, он не мог отделаться от ощущения, что исполняет некий нравственный долг, о котором прежде постоянно забывал.
Белый лимузин все так же стоял во дворе фабрики, а вплотную к кирпичной стене притулился “линкольн” миссис Уайтинг, незаметный с улицы. На полке позади заднего сиденья в неподвижности лежало животное, и Майлз сперва принял его за игрушечное, из тех, что ритмично кивают, когда автомобиль трогается с места, но, приглядевшись, узнал кошатину Тимми. Зверюга с любопытством наблюдала, как он шагает по двору, и словно улыбалась, если так можно сказать о кошках, не принадлежащих к чеширской породе. Услыхав хлопок автомобильной дверцы, Майлз обнаружил, что красное пятно, мелькнувшее за оградой, когда он подъезжал к фабрике, преобразилось в “камаро” Джимми Минти, прикрытый лимузином.
Миссис Уайтинг и мужчины из лимузина переместились от рубашечной фабрики к ткацкой, возведенной над водопадом. Они стояли группой у главного входа, следя глазами за вытянутой рукой миссис Уайтинг, – сперва посмотрели вверх, на мощные стены фабрики, затем через реку. На что она показывала? На собственный дом в четверти мили вверх по реке? Он что, тоже выставлен на продажу?
Мощенная кирпичом дорожка, обогнув рубашечную фабрику, далее шла под уклон к ткацкой, на этом месте и обосновался Джимми Минти:
– Это частная собственность, Майлз. Вход воспрещен.
– А я думал, все тут принадлежит городу.
– Не будем спорить, – пожал плечами Джимми Минти. – Территория все равно под охраной.
На нем не было пиджака в клеточку, который он обычно носил при исполнении. И все же Майлз решил уточнить:
– С кем я сейчас разговариваю, Джимми?
– Еще раз?
Они стояли лицом к лицу.
– Ты на дежурстве? – спросил Майлз.
– Типа того. Обслуживаю частный вызов.
– Как твой отец когда-то.
– Ага, – закивал Джимми. – Старый мистер Хонас Уайтинг иногда нанимал моего папашу. Как-то поздно вечером недалеко от этого места, на котором мы стоим, я видел, как он превратил в месиво одного парня. Я был единственным свидетелем. Упрямый уродец. Чего-чего, а взбучки он мог бы избежать.
– А твоя мать? Она могла бы избежать побоев?
Минти ответил не сразу.
– Нет, – уныло сказал он. – Вряд ли. До вашего дома, наверное, много чего долетало, а?
– И мы не вызывали копов, а зря.
Эта фраза, по-видимому, разворошила воспоминания.
– Я тебе рассказывал, как однажды к нам явилась твоя мама? Жарким летним днем, все окна нараспашку. Мой старик набросился на ма, как порой случалось, когда она его доставала, и вдруг оборачивается, а посреди нашей гостиной стоит твоя мать, будто к себе домой пришла. Велела моему старику прекратить “сию же секунду” и больше никогда так не делать, иначе она сама прекратит все это. Она так и сказала, “сию же секунду”. В руке у нее был молоток с острым концом.
Майлз без труда представил себе эту сцену. “Сию же секунду” было одним из любимых выражений Грейс. В бешенстве он видел ее раза два, не больше, но мог вообразить мать с молотком и Уильяма Минти, пятящегося на всякий случай.
– Кто знает, чем бы это закончилось, если бы ма не встряла, – усмехнулся Джимми. – Валяется она на полу с расквашенной губой, и вдруг видит прямо у себя в доме твою маму с молотком, и посылает ее куда подальше, мол, не суйся не в свое дело. А все потому, что твоя мама была такой красавицей, и мою это страшно пугало, она опасалась ее даже больше, чем отца. – Джимми помолчал. – Она ничего тебе об этом не рассказывала?
– Абсолютно ничего.
Джимми пожал плечами:
– Да хрен с ним, с прошлым, что толку в нем копаться, так ведь? – И поскольку Майлз не поделился своими соображениями насчет обоснованности такой позиции либо ее разумности, Джимми продолжил, сощурившись: – Мой паренек, Зак, подумывает уйти из футбольной команды, ты в курсе? Я стараюсь, отговариваю его, но не знаю. Тренер больше не ставит его в игру, так что, может, парень и прав? Какой смысл? И вся эта фигня в газетах про то, что он грязно играет. Похоже, теперь все считают его плохишом. Твой дружок, директор, пытается навесить на него вину за то, что случилось с той старухой, которую они нашли.
Майлз не испытывал желания выслушивать версии Минти о недавних событиях.
– Джимми, я приехал, чтобы увидеться с миссис Уайтинг. Это не займет много времени.
У его собеседника смена темы вызвала явное облегчение:
– Она сказала передать тебе, чтобы ты явился завтра.
– Она знала, что я приеду?
– Эта леди мало чего не знает. На несколько шагов впереди таких, как ты да я. Она типа недовольна тобой, так мне кажется.
– Наверняка она мне все объяснит. – Майлз шагнул, огибая полицейского, тот схватил его за левый локоть:
– Только не сегодня.
Когда Майлз ударил его со всей силы, Джимми Минти вцепился в него, пытаясь удержаться на ногах, но не устоял и с размаху сел на бордюр, которым по бокам была выложена дорожка. У него был сломан нос, о чем Майлз мог судить достаточно уверенно. Кровь закапала почти сразу, а потом полилась, пропитывая белую рубашку Джимми. Майлзу была видна Тимми: кошка носилась как сумасшедшая по сиденьям “линкольна” от одного окна к другому, будто сделала крупную ставку на исход этого поединка.